Если он рассчитывал отвлечь меня таким образом от номера триста тридцать шестого, то цели своей достиг сполна. Над “Пшекроем” я просидела часа два, над телефонным справочником трудилась все четыре. Раз такое дело, дойду своим умом, не обременяя его больше телефонными расспросами. Хочешь поиграть в секретики, пожалуйста!
А звонил он почти ежедневно. И все бы хорошо, кабы не залежавшийся на сердце камень, от которого я мечтала избавиться любыми средствами, потому что страсть как не люблю быть несчастной.
– ..Будьте любезны, номер триста тридцать шестой.
И наконец ужасная эта минута.
– ..Боюсь, нам с тобой встретиться уже не удастся. Послезавтра утром я уезжаю, а на завтра дел у меня невпроворот...
Я приказала себе не хныкать. Сцепив зубы, ждала привычного звонка. Долго ждать не пришлось.
– Должна признаться, – томным голосом проворковала я в трубку, – мне уже наскучило наметившееся в наших контактах однообразие. С удовольствием повидала бы вас живьем.
– О! Значит, вы созрели?..
– Пожалуй...
Клин клином! Ничего больше не остается. Гори все синим пламенем.
– Вот незадача, у меня как раз сейчас, перед отпуском, масса дел...
– А кто говорил, что если очень хочется, то время всегда найдется?
– Погодите, загляну в свои записи... Завтра в двенадцать я свободен.
– Прекрасная пора. Вы перед тем позвоните?
– Конечно. А.., ты.., затопишь камин?
– Почему бы и нет...
Боже, какой голос! Слушать бы и слушать...
Если начистоту, то поступила я, мягко говоря, легкомысленно. Отнеслась к человеку как к вещи, которой можно манипулировать по своему усмотрению, да еще и усмотрение-то было не слишком благовидным. Но здраво рассуждать я в те минуты не могла. Зациклилась на одном: клин клином...
В своем легкомыслии я зашла еще дальше – позволила себе поваляться после обеда на диване, не устроив перед тем в квартире показуху. И, конечно, уснула. Разбудил меня телефон.
– Ты знаешь, мне удастся приехать пораньше, сразу после одиннадцати. Можно?
– О чем речь, буду рада. Жду. И началось светопреставление. Предстояло переодеться, сделать прическу, убрать любезный моему сердцу кавардак и развешанную на веревках внеплановую постирушку, а телефон, как назло, не умолкал ни на минуту. Звонил весь город, будто сговорились. Незадолго до одиннадцати, все еще в дезабилье, я положила наконец трубку, но не тут-то было, снова звонок:
– Еду!
Я впала в панику.
– Через сколько ты будешь?
– Минут через пятнадцать.
Святые угодники! Четверть часа на все про все!
Когда раздался звонок в дверь, сама я, правда, была в полном порядке с головы до пят, зато половина белья все еще болталась на веревке, а вторая половина оказалась у меня в охапке. Я зашвырнула его куда придется, бросилась открывать, потом метнулась к ожившему вновь телефону. Отвечала я в трубку невпопад, потому как неусыпно следила за тем, чтобы гость случаем не сунулся в кухню, увешанную проклятым тряпьем. Наконец закруглила разговор, нейтрализовала гостя, засунув его в кресло, убрала непросохшее белье, заварила чай и уже со спокойной душой приступила к культурному времяпрепровождению.