Лелик заявился в тот же день, оторвав меня от каторжной работы в области атомной физики. Был он жутко взволнован, обрамляющая его лицо блонд-бородка предводителя викингов беспокойно металась во все стороны.
— Меня обокрали! — известил он. — Кража со взломом! То есть взлома не было, одна кража. Проникли в квартиру и украли. Наверное, воры, ты как думаешь?
— Нет, марсиане! Что украли-то?
— Все! А какие марсиане?
Вот и попробуй с ним разговаривать нормально!
— Все равно какие. Скажи толком, что у тебя украли? Неужели все? И осталось лишь то, что на тебе?
— На мне этого не было! То есть я не то хотел сказать, а то, что я не носил при себе, оно нормально лежало дома, откуда мне было знать, что они дверь взломают, хотя они и не взломали, а просто отперли, ключом наверное? То есть не ключом, я думаю — отмычкой, а ты что думаешь?
Что я думаю, я ему не сказала, все-таки как-никак я получила неплохое воспитание, и вместо этого вежливо переспросила:
— Что же такое у тебя украли? Что ты держал дома?
Во взгляде Лелика выразилось безграничное страдание из-за моей непонятливости.
— Как что?! Всю мою валюту! Мою и моего коллеги, ну ты знаешь, он пересылал их жене, чтобы купила запчасти к машине, а я никак не мог ей отдать, ведь она еще не вернулась из Советского Союза, то есть раз вернулась, но меня тогда не было, и она опять уехала. Она там в длительной служебной командировке, а он не велел теще отдавать, только жене, вот я и ждал ее. И держал их дома. Ну а теперь кража со взломом, то есть взлома не было, только кража, жена с тещей на ножах, а они хотели машину починить и продать, может, стоит купить, ты как думаешь? Ведь эта машина...
— Стоп! — прервала я, потому что о коллеге, машине, жене и теще на ножах слышала уже тысячу раз. — Если я тебя правильно поняла, у тебя украли всю твою валюту? Твою и чужую? Сколько всего?
— Я заработал две тысячи четыреста долларов, но перед возвращением из-за границы потратил триста, нет, погоди, двести пятьдесят, нет, все-таки триста, а потом еще сто пятьдесят...
— Так сколько же ты привез?
— Потом магнитофон купил, там дешевле, так что еще сто восемьдесят, хотя были и более дешевые...
— Ну хорошо, купил магнитофон, сколько у тебя осталось, я спрашиваю?
— Но ведь мне еще пришлось вот теперь продать, я же тебе говорил, колоссальные убытки...
— Сколько осталось, я спрашиваю?! — заорала я диким голосом.
Лелик вздрогнул от неожиданности:
— Ты что? Ах да. Тысяча девятьсот.
— А коллега тебе сколько дал? — быстро спросила я, лишая его возможности вновь приняться за свои бесконечные подсчеты и по новой объяснять, почему у него уже нет двух тысяч четырехсот долларов.