Операция «Экзосет» (Хиггинс) - страница 16

– Да нет, я серьезно говорю. Бой быков. И он все-таки стал тореро, профессиональным бойцом. Для семьи это явилось величайшим позором, потому что в тореро обычно идут цыгане или бедняки.

– И что же?

– Однажды, мальчишкой, я сидел с ним, когда он наряжался в свой костюм перед выходом на арену в Мехико. Я насчитал на его теле девять шрамов от рогов. Я спросил: «Дядя, у тебя все есть – титул, деньги, власть, а ты выходишь сражаться с быками. Каждую неделю ты рискуешь своей жизнью. Зачем это тебе?»

– И что он ответил?

– Он сказал: «Такой уж я есть. Просто это единственное, что мне хочется делать». Со мной то же самое. Я хочу летать, вот и все.

Она дотронулась до шрама на его щеке.

– Но ведь ты мог бы погибнуть!

Он усмехнулся.

– Тогда я был моложе. Глупее. Я верил в свободу, справедливость и тому подобную чушь. Сейчас я стал старше. Ничего уже не осталось.

– Ну, это мы еще посмотрим!

– Это обещание?

– Да так... А что случилось с твоим дядей?

– Однажды он все-таки угодил быку на рога и погиб.

Габриель вздохнула.

– Ужасно!

Она крепче схватилась за его руку. Они вышли из сада и пошли по Кенсингтон-роуд.

– Боюсь показаться бестактным, – сказал он, – но ты выглядишь сегодня очень соблазнительно. Ты специально так оделась?

– А как ты думаешь? – ответила она вопросом на вопрос.

– Я думаю, в этом есть определенная цель.

Габриель пожала плечами.

– Не знаю. Какое это имеет значение? Возможно, иногда хочется быть соблазнительной.

Он остановился и взглянул на нее.

– Ты – самая красивая женщина из всех, которых я видел в своей жизни. Несмотря на этот легкомысленный наряд.

– Очень мило с твоей стороны.

– Я вот о чем подумал: принимаешь ли ты сегодня просителей с предложением руки и сердца? Или сегодня неприемный день?

Габриель вдруг помрачнела и потупилась.

– Не надо, Рауль, это не смешно. Совсем не смешно!

Он нежно поцеловал ее.

– Неужели ты не видишь, как я люблю тебя? Для меня это вполне серьезно. Я не шучу.

У нее в глазах появились слезы.

– О Боже! – прошептала она. – Я терпеть не могу мужчин, но ты не такой, как другие. Такого, как ты, я еще никогда не встречала.

Монтера остановил проезжавшее мимо такси.

– Зачем это? – удивилась Габриель. – Куда мы едем?

– Домой, – ответил он, – На Кенсингтон Палас Гарденз. Какой замечательный адрес, как раз рядом с русским посольством!

Они лежали в постели рядом, глядя, как колышется белая занавеска под легким ветерком из приоткрытого окна. Монтера подумал, что много лет он не чувствовал себя так хорошо и спокойно.

На маленьком столике рядом с кроватью стоял кассетный магнитофон. Габриель включила его, и чудесный голос Эллы Фицджеральд запел: «Наша любовь останется с нами навсегда».