и даже в самом Йорке имел мало шансов сойти за незнакомца, тем более за таинственного и зловещего. Молодому человеку приходилось посещать собрания с мамой и старшей сестрой, так как, вздумай он отказаться, они подняли бы такой шум, что он дошел бы до ушей папы, который наверняка велел бы Освальду делать то, что ему велят. Сохранять на этих мероприятиях романтическую отчужденность и отклонять все предложения церемониймейстера представить его желательным партнершам по танцам не представлялось возможным. Бальный зал всегда полон девушек, с которыми Освальд был знаком всю жизнь, и, если он не станет приглашать их на танцы, мама не только будет распекать его за невежливость, но, чего доброго, объяснит друзьям его поведение зубной болью или разлитием желчи. В более упорядоченном мире отец любого молодого джентльмена, уже расставшегося со школой, был бы обязан обеспечить сына средствами, позволяющими ему обосноваться в Лондоне и достойно представиться в обществе, но этот мир был плохо упорядочен, а сэр Джон был настолько непросвещенным родителем, что думал (и заявлял), будто, отправив своего наследника в гости к дяде на Ямайку, имеет право рассчитывать, чтобы тот оставался дома и учился управлению обширным поместьем, которое когда-нибудь перейдет к нему.
К счастью, размышляя о своих мрачных перспективах, Освальд вспомнил, что в более благородные времена, чем нынешнее жалкое столетие, презрение объектов любви вдохновляло рыцарей и трубадуров на героические деяния. Чем оскорбительнее вели себя дамы, тем крепче становилась преданность рыцарей и более великими их триумфы, когда они подвигами убеждали возлюбленных в их истинных качествах.
Перспектива завоевать любовь Венеции подобным образом виделась ему достаточно приятной, чтобы заставить Освальда отказаться от намерения стать женоненавистником и привести его в Эбберсли в радужном настроении, которое, однако, сохранялось лишь до того момента, когда он вспомнил о том, что, каким бы славным ни было его будущее, настоящее омрачено тенью лорда Деймрела. Воспоминание это неудачно совпало с требованием сэра Джона сменить яркий шейный платок на более скромный галстук, прежде чем садиться обедать с матерью и сестрами. Естественно, эти два обстоятельства снова повергли Освальда в уныние, и, если бы не счастливый случай, побудивший леди Денни распорядиться приготовить к обеду индейку с трюфелями, он не смог бы даже взглянуть ни на одно блюдо. Однако при виде индейки у него взыграл аппетит, и он сытно пообедал. Намерению предаться черной меланхолии не позволил осуществиться сэр Джон, позвавший сына играть в бильярд. Освальд не имел склонности к столь праздному развлечению, но, обыграв отца с самым большим счетом, какого ему когда-либо удавалось достичь, он забыл о своих огорчениях и оживленно описывал свою победу вечером матери и сестрам. Радостное возбуждение достигло такой степени, что, отправляясь снать, Освальд думал, что придал слишком большое значение присутствию в округе лорда Деймрела. Как только Обри вернется в Андершо, его лордство, несомненно, покинет Прайори и не появится в Йоркшире по меньшей мере год.