Он ответил ей благодарным взглядом и тут же решительно повернулся к Кардроссу:
– Сэр, я обязан выполнить свой долг. Я выступаю от лица леди Летиции и буду краток: я просто прошу вас принять во внимание, что она молода, что она очень расстроена и что она отдала себя во власть вашего милосердия. То, что я вынужден раскрыть перед вами, по всей вероятности, будет для вас глубоким потрясением. Вы еще не знаете худшего, и моя печальная обязанность – сообщить вам об этом.
– О, я все знаю! – ответил Кардросс. – Вы собираетесь сообщить мне, что Летти украла ожерелье Кардроссов.
Летти подняла голову, лежавшую на плече Нелл.
– Я не украла! Ничего подобного! – объявила она. – Оно не принадлежало Нелл и даже не нравилось ей! Оно принадлежало семье, и значит, такое же мое, как и твое, Джайлз!
– Любимая, ты забыла: я ведь несколько раз объяснял тебе, что это не так, – серьезно сказал мистер Эллендейл.
– Нет, это так! И вообще, Джайлз ведь не хотел отдавать мне мое состояние, что же мне оставалось делать?
Мистер Эллендейл с отчаянием взглянул на нее, но, как видно, решил, что сейчас не время спорить. Вытащив из кармана пакет, он положил его на стол и сказал:
– Вот сумма, вырученная за ожерелье, милорд. Если бы я мог, я бы сделал все, что в моих силах, чтобы вернуть само ожерелье. Однако это было не в моей власти: я не имел возможности обратиться к ювелиру, которому оно было продано. Я хотел бы сказать вам, милорд…
– Позвольте мне успокоить вас! – перебил Кардросс. – Ювелир принес мне его сегодня днем, и я уже выкупил его.
– Сэр, вы сняли камень с моей души! – серьезно сказал мистер Эллендейл.
– Полагаю, что это так, – согласился Кардросс. – А теперь удовлетворите, пожалуйста, мое любопытство! Послужило ли открытие, что ваша невеста стащила ожерелье, причиной, по которой вы отказались от побега в Гретна-Грин? На каком этапе вы повернули назад?
– Никакого побега не было, милорд.
– Ну конечно не было! – сказала Нелл. – Но… куда же вы отправились, мистер Эллендейл?
– Я отяготил свою совесть обманом, – веско сказал он. – Надеюсь, мне не надо заверять вас, что такой образ действий был для меня в высшей мере отталкивающим. Обманывать ту, что так дорога мне, ту, что всецело доверилась моей порядочности и чести, – это было так тяжело, что не поддается описанию. Но когда я обнаружил, что никакие увещевания не могут убедить мою любимую вернуться домой, когда я увидел ее в таком горе и отчаянии…
– Да, я тоже видел Летти в истерике, – сказал Кардросс. – Можете не описывать мне этой сцены! Я искренне вам сочувствую. Так что же вы сделали?