– Сейчас хорошо бы погулять, – сказала Кэтрин. – Будь тут кресло, я могла бы вывезти тебя.
– А как бы я сел в кресло?
– Уж как-нибудь.
– Вот поехать бы в парк, позавтракать на воздухе. – Я поглядел в отворенную дверь.
– Нет, сейчас мы займемся другим делом, – сказала она. – Нужно приготовить тебя к приходу твоего друга доктора Валентини.
– А правда замечательный доктор?
– Мне он не так понравился, как тебе. Но он, должно быть, хороший врач.
– Иди ко мне, Кэтрин. Слышишь? – сказал я.
– Нельзя. А как хорошо было ночью!
– А нельзя тебе взять дежурство и на эту ночь?
– Я и буду дежурить, вероятно. Но только ты меня не захочешь.
– Захочу.
– Не захочешь. Тебе еще никогда не делали операции. Ты не знаешь, какое у тебя будет самочувствие.
– Знаю. Очень хорошее.
– Тебя будет тошнить, и тебе не до меня будет.
– Ну, тогда иди ко мне сейчас.
– Нет, – сказала она. – Мне нужно вычертить кривую твоей температуры, милый, и приготовить тебя.
– Значит, ты меня не любишь, раз не хочешь прийти.
– Какой ты глупый! – она поцеловала меня. – Ну вот, кривая готова. Температура все время нормальная. У тебя такая чудесная температура.
– А ты вся чудесная.
– Нет, нет. Вот у тебя температура чудесная. Я страшно горжусь твоей температурой.
– Наверно, у всех наших детей будет замечательная температура.
– Боюсь, что у наших детей будет отвратительная температура.
– А что нужно сделать, чтобы приготовить меня для Валентини?
– Пустяки, только это не очень приятно.
– Мне жаль, что тебе приходится с этим возиться.
– А мне нисколько. Я не хочу, чтобы кто-нибудь другой до тебя дотрагивался. Я глупая. Я взбешусь, если кто-нибудь до тебя дотронется.
– Даже Фергюсон?
– Особенно Фергюсон, и Гэйдж, и эта, как ее?
– Уокер?
– Вот-вот. Слишком много здесь сестер. Если не прибудут еще раненые, нас переведут отсюда. Здесь теперь четыре сестры.
– Наверное, прибудут еще. Четыре сестры не так уж много. Госпиталь большой.
– Надеюсь, что прибудут. Что мне делать, если меня захотят перевести отсюда? А ведь так и будет, если не прибавится раненых.
– Я тогда тоже уеду.
– Не говори глупостей. Ты еще не можешь никуда ехать. Но ты поскорее поправляйся, милый, и тогда мы с тобой куда-нибудь поедем.
– А потом что?
– Может быть, война кончится. Не вечно же будут воевать?
– Я поправлюсь, – сказал я. – Валентини меня вылечит.
– Еще бы, с такими-то усами! Только знаешь, милый, когда тебе дадут эфир, думай о чем-нибудь другом – только не о нас с тобой. А то ведь под наркозом многие болтают.
– О чем же мне думать?
– О чем хочешь. О чем хочешь, только не о нас с тобой. Думай о своих родных. Или о какой-нибудь другой девушке.