– Священнику скучно. Священнику скучно без девочек.
– Мне не скучно, – сказал священник.
– Священнику скучно. Священник хочет, чтоб войну выиграли австрийцы, – сказал капитан. Остальные прислушались. Священник покачал головой.
– Нет, – сказал он.
– Священник не хочет, чтоб мы наступали. Правда, вы не хотите, чтоб мы наступали?
– Нет. Раз идет война, мне кажется, мы должны наступать.
– Должны наступать. Будем наступать.
Священник кивнул.
– Оставьте его в покое, – сказал майор. – Он славный малый.
– Во всяком случае, он тут ничего не может поделать, – сказал капитан. Мы все встали и вышли из-за стола.
Утром меня разбудила батарея в соседнем саду, и я увидел, что в окно светит солнце, и встал с постели. Я подошел к окну и выглянул. Гравий на дорожках был мокрый и трава влажная от росы. Батарея дала два залпа, и каждый раз воздух сотрясался, как при взрыве, и от этого дребезжало окно и хлопали полы моей пижамы. Орудий не было видно, но снаряды летели, по-видимому, прямо над нами. Неприятно было, что батарея так близко, но приходилось утешаться тем, что орудия не из самых тяжелых. Глядя в окно, я услышал грохот грузовика, выезжавшего на дорогу. Я оделся, спустился вниз, выпил кофе на кухне и прошел в гараж.
Десять машин выстроились в ряд под длинным навесом. Это были тупоносые, с громоздким кузовом, санитарные автомобили, выкрашенные в серое, похожие на мебельные фургоны. Во дворе у такой же машины возились механики. Еще три находились в горах, при перевязочных пунктах.
– Эта батарея бывает под обстрелом? – спросил я у одного из механиков.
– Нет, signor tenente. [господин лейтенант (итал.)] Она защищена холмом.
– Как у вас дела?
– Ничего. Вот эта машина никуда не годится, а остальные все в исправности. – Он прервал работу и улыбнулся. – Вы были в отпуску?
– Да.
Он вытер руки о свой свитер и ухмыльнулся.
– Хорошо время провели?
Его товарищи тоже заухмылялись.
– Неплохо, – сказал я. – А что с этой машиной?
– Никуда она не годится. То одно, то другое.
– Сейчас в чем дело?
– Поршневые кольца менять надо.
Я оставил их у машины, которая казалась обобранной и униженной, оттого что мотор был открыт и части выложены на подножку, а сам вошел под навес и одну за другой осмотрел все машины. Я нашел их сравнительно чистыми, одни были только что вымыты, другие уже слегка запылились. Я внимательно оглядел шины, ища порезов или царапин от камней. Казалось, все в полном порядке. Ничто, по-видимому, не менялось от того, здесь ли я и наблюдаю за всем сам или же нет. Я воображал, что состояние машин, возможность доставать те или иные части, бесперебойная эвакуация больных и раненых с перевязочных пунктов в горах, доставка их на распределительный пункт и затем размещение по госпиталям, указанным в документах, в значительной степени зависят от меня. Но, по-видимому, здесь я или нет, не имело значения.