– Мне отступление больше нравится, чем наступление, – сказал Бонелло. – При отступлении мы пьем барбера.
– Это мы сейчас пьем. Завтра будем пить дождевую воду, – сказал Аймо.
– Завтра мы будем в Удине. Мы будем пить шампанское. Там все лежебоки живут. Проснись, Пиани! Мы будем пить шампанское завтра в Удине.
– Я не сплю, – сказал Пиани. Он положил себе на тарелку спагетти и мяса. – Томатного соуса не хватает, Барто.
– Нигде не нашел, – сказал Аймо.
– Мы будем пить шампанское в Удине, – сказал Бонелло. Он наполнил свой стакан прозрачным красным барбера.
– Не пришлось бы нам наглотаться дерьма еще до Удине, – сказал Пиани.
– Вы сыты, tenente? – спросил Аймо.
– Вполне. Передайте мне бутылку, Бартоломео.
– У меня еще есть по бутылке на брата, чтоб с собой взять, – сказал Аймо.
– Вы совсем не спали?
– Я не люблю долго спать. Я поспал немного.
– Завтра мы будем спать в королевской постели, – сказал Бонелло. Он был отлично настроен.
– Завтра, может статься, мы будем спать в дерьме, – сказал Пиани.
– Я буду спать с королевой, – сказал Бонелло. Он оглянулся, чтоб посмотреть, как я отнесся к его шутке.
– Ты будешь спать с дерьмом, – сказал Пиани сонным голосом.
– Это государственная измена, tenente, – сказал Бонелло. – Правда, это государственная измена?
– Замолчите, – сказал я. – Слишком вы разгулялись от капли вина.
Дождь лил все сильнее. Я поглядел на часы. Было половина десятого.
– Пора двигать, – сказал я и встал.
– Вы с кем поедете, tenente? – спросил Бонелло.
– С Аймо. Потом вы. Потом Пиани. Поедем по дороге на Кормонс.
– Боюсь, как бы я не заснул, – сказал Пиани.
– Хорошо. Я поеду с вами. Потом Бонелло. Потом Аймо.
– Это лучше всего, – сказал Пиани. – А то я совсем сплю.
– Я поведу машину, а вы немного поспите.
– Нет. Я могу вести, раз я знаю, что есть кому меня разбудить, если я засну.
– Я вас разбужу. Погасите свет, Барто.
– А пускай его горит, – сказал Бонелло. – Нам здесь больше не жить.
– У меня там сундучок в комнате, – сказал я. – Вы мне поможете его снести, Пиани?
– Мы сейчас возьмем, – сказал Пиани. – Пошли, Альдо.
Он вышел вместе с Бонелло. Я слышал, как они поднимались по лестнице.
– Хороший это город, – сказал Бартоломео Аймо. Он положил в свой вещевой мешок две бутылки вина и полкруга сыру. – Другого такого города нам уже не найти. Куда мы отступаем, tenente?
– За Тальяменто, говорят. Госпиталь и штаб будут в Порденоне.
– Тут лучше, чем в Порденоне.
– Я в Порденоне не был, – сказал я. – Я только проезжал мимо.
– Городок не из важных, – сказал Аймо.
Когда мы выезжали из Гориции, город в темноте под дождем был пустой, только колонны войск и орудий проходили по главной улице. Еще было много грузовиков и повозок, все это ехало по другим улицам и соединялось на шоссе. Миновав дубильни, мы выехали на шоссе, где войска, грузовики, повозки, запряженные лошадьми, и орудия шли одной широкой, медленно движущейся колонной. Мы медленно, но неуклонно двигались под дождем, почти упираясь радиатором в задний борт нагруженного с верхом грузовика, покрытого мокрым брезентом. Вдруг грузовик остановился. Остановилась вся колонна. Потом она снова тронулась, мы проехали еще немного и снова остановились. Я вылез и пошел вперед, пробираясь между грузовиками и повозками и под мокрыми мордами лошадей. Затор был где-то впереди. Я свернул с дороги, перебрался через канаву по дощатым мосткам и пошел по полю, начинавшемуся сразу же за канавой. Удаляясь от дороги, я все время видел между деревьями неподвижную под дождем колонну. Я прошел около мили. Колонна стояла на месте, хотя за неподвижным транспортом мне видно было, что войска идут. Я вернулся к машинам. Могло случиться, что затор образовался под самым Удине. Пиани спал за рулем. Я уселся рядом с ним и тоже заснул. Спустя несколько часов я услышал скрежет передачи на грузовике впереди нас. Я разбудил Пиани, и мы поехали, то подвигаясь вперед на несколько ярдов, то останавливаясь, то снова трогаясь. Дождь все еще шел.