Его взору предстал кабинет, три длинных стола, стена, сплошь увешанная полками с книгами, вторая стена – на полках банки с неприятного вида жидкостями, какие-то сухие веники, коренья или цветы. Новый кашель.
Затем ногу Лайама пронзила боль, и эта боль мгновенно распространилась по всему его телу. Она разбухала, словно медленный взрыв, и вскоре проникла в мозг. Нечто, находящееся совсем рядом, тянулось к нему, напрягая последние силы. Давление боли все возрастало, нечто припало вплотную. Оцепенев от ужаса, Лайам ощутил, как что-то в нем раскалывается, расщепляется на две неравные половины. Ему почудилось, что одна из частей его существа выскользнула из него через ту точку, откуда пришла боль.
“Это конец!” – подумал Лайам и рухнул..
Он пришел в себя на рассвете. Сердце его гулко колотилось, а от желудка по всему телу волнами расходились тошнотворные спазмы. Лайам долгое время не открывал глаз. Он недвижно лежал на спине, изучая, где что у него болит.
Он обнаружил тупую, пульсирующую боль в лодыжке, и с ней возвратилась память о том, что произошло. Лайам заставил себя медленно поднять веки и едва подавил вскрик. Он с силой втянул в себя воздух, превратив крик в длинный вдох, и снова застыл в неподвижности.
На его груди возлежал фамильяр Тарквина – Фануил. Он спал, уронив клиновидную голову меж кожистых лап. Маленькое создание беспокойно пошевелилось во сне. Скрипнула тусклая черная чешуя, и дракончик на миг приподнял крылья и опять опустил их на свои едва заметно вздымающиеся бока.
– Фануил! – выдохнул Лайам. Дракончик моргнул и открыл глаза. Он с трудом поднялся, поскользнулся, но все-таки удержал равновесие. Теперь Лайаму стали видны шея и живот дракончика, покрытые желтой чешуей, такой же тусклой, как и черная, спинная. На миг оба – человек и дракон – застыли. Взгляд желтых кошачьих глаз Фануила впился в глаза Лайама. Дракончик приоткрыл рот, из-за острых зубок вынырнул тоненький язычок и облизнул подбородок – там, где вместо чешуи красовался пучок щетинистых волосков.
“Мы одно целое”.
Эта мысль ворвалась в сознание Лайама, словно молния. И засела там, а прочие мысли Лайама завертелись вокруг нее. На мгновение Лайам подумал, что ему просто послышалась эта фраза, но мысль оставалась на месте и рассеиваться не собиралась. Это была именно мысль, упрямая и неподатливая. Лайам попытался думать о чем-нибудь другом, но так и не смог вытеснить из сознания незваную гостью.
“Мы одно целое”.
А затем мысль исчезла – так же внезапно, как появилась, – а дракончик вздрогнул всем телом и вновь распластался на груди человека.