— На шестой этаж, ваше высокоблагородие, — взял под козырек городовой. — Высоко жил.
— Так к Богу ближе, — второй городовой усмехнулся в усы.
— Орест Дмитриевич, — Бахтин повернулся к Литвину, — спросите пока зевак, может, что… — Понял, Александр Петрович.
Лестница была мрачна, грязна и бесконечна. Казалось, что она выходит на небо. Бахтин шел мимо мрачных дверей, на большинстве которых не было номеров. На площадках толпились жадные до сенсации люди. В их однообразной, беспросветной жизни нынешнее происшествие было важным событием.
Городовые стучали сапогами и гремели шашками за спиной. До чего же крутая лестница! Надо же было так нелепо построить дом. Бахтин, отдуваясь, поднялся на верхний этаж. Лестница закончилась. Вот дверь квартиры Фоста, пробитая пулями, распахнутое грязное окно, железный трап, ведущий к чердачному люку.
— Чердака нет, — сказал за спиной Литвин, — там прямо крыша. — Откуда знаете? — Был в этом доме.
Внезапно окно затрещало, ухватившись за раму, с крыши вылез чиновник для поручений Борис Ильин. — Здравствуй, Саша, с приездом. — Здравствуй, Борис, ты чего там делал? — Следы там, Саша, преступник по крыше ушел. — Ты бы рассказал, как было дело.
— Соседка снизу, вдова титулярного советника Скопина, услышала, как над головой шесть раз грохнуло. Она открыла дверь и почувствовала запах пороха. Поднялась наверх, увидела дырки в двери и побежала к дворнику. — Когда это случилось? — В полдень. — Что на крыше?
— Следов особенно нет, но убийца там револьвер перезаряжал.
Ильин вынул руку из кармана, разжал кулак. На ладони лежали шесть медных закопченных гильз. Бахтин взял одну, поднес к глазам.
— Наган-самовзвод офицерского образца. Имеет характерный почерк, капсюль разбит у левого края. Видимо, боек запиленный.
— Не боится нас, — сказал Литвин, — поэтому гильзы и эжектировал.
— А чего бояться-то? — Полковник Савронский, отдуваясь, возник на площадке.
— Ох, жиганье, жиганье, — сказал он, разглядывая простреленную дверь. — Это же надо… Понятых, что ли, звать, Александр Петрович? — Зовите.
На площадке появились какие-то люди и городовой с ломом. Он умело засадил лом под филенку. Нажал. Дверь скрипнула, но не поддалась. Городовой налег еще сильнее. Тот же результат.
— Ты что же это, братец, — сказал Савронский, — силу утратил?
— Никак нет, ваше высокоблагородие, дверь, видать, дубовая. — Ишь ты, а, посмотрев на нее, не скажешь. — Еще бы один лом нужен… — Где дворник? — рявкнул Савронский.
— Здесь мы, здесь, ваше высокоблагородие, здесь мы, несем.
Дверь крушили в два лома, уже не пытаясь развалить коробку, били прямо в полотно. Дом гудел. Наконец с хрустом вылетел первый замок, но дверь все равно не поддавалась.