«Что за чертовщина?»
– Да, конечно, – вздохнул Руди, – я сам-то здесь только потому, что сломалась машина. Я должен проверить насос и посмотреть, смогу ли запустить его снова. – Увидев недоумение Ингольда, он вспомнил, что этот бородач вроде бы из другого мира и может не знать, что такое двигатель внутреннего сгорания. – Вы знаете, что такое машина?
– Я знаком с концепцией. Но в нашем мире их, разумеется, нет.
– Понятно.
Ингольд уверенно поднялся по ступенькам в дом. Он прошел прямо через зал в спальню и положил ребенка на грязный матрац на койке. Младенец тут же, как по команде, начал освобождаться от пеленок с явным намерением упасть на пол.
– И все же, кто вы? – настаивал Руди, прислонившись к косяку.
– Я сказал тебе – меня зовут Ингольд. И хватит об этом... – Он наклонился и едва успел подхватить падающего с матраца принца Тира. Потом взглянул через плечо: – Ты не сказал мне своего имени, – добавил он.
– Ну, Руди Солис. А где вы взяли ребенка?
– Я спасаю его от врагов, – буднично сказал Ингольд.
«Прекрасно, – думал Руди, – сначала топливный насос, а теперь еще и это».
Руди посмотрел на ребенка и решил, что ему на вид примерно полгода и что он премиленький, с розовым пухлым личиком, пушистыми черными волосами и небесно-голубыми глазами. Ингольд посадил его на середину кровати, откуда малыш незамедлительно направился к тому же краю. Старик снял свою темную, пропахшую дымом мантию и расстелил ее, как ковер, на полу. Под ней он носил белую рубаху, сильно потертую и в пятнах, кожаный ремень и перевязь, поддерживавшую меч и короткий кинжал в побитых ножнах. Все выглядело вполне реальным, как банка пива на столе. Но Руди все же было малость не по себе.
Ингольд снова взял ребенка и посадил его на мантию на полу.
– Вот, – сказал он, – теперь ты останешься там, где тебя посадили, и постараешься заснуть.
Принц Алтир Эндлорион издал в ответ членораздельную, но непонятную фразу.
– Хорошо, – сказал Ингольд и повернулся к двери.
– Чей это ребенок? – спросил Руди, скрестив руки на груди, не сводя глаз с младенца и старика.
Лицо старика неприятно изменилось, но он постарался ответить как можно спокойнее:
– Это ребенок моего друга, – произнес он тихо, – который теперь мертв. – На минуту воцарилась тишина, старик сосредоточенно подворачивал рукава своей выцветшей рубахи, открывая линии старых шрамов, исчертивших выпуклые мышцы рук. Когда он снова посмотрел вверх, в его взгляде опять просматривалась легкая ирония: – Ты мне не веришь, конечно. Ведь так?
– Ну, теперь, когда вы сказали об этом, верю, – растерянно пробормотал Руди.