Богословский поспешил заверить, что сожалеет о своих нескромных предложениях, и в знак примирения открыл еще бутылку, а когда гостьи совсем опьянели, уложил их в спальне, а себе постелил в гостиной на диване. Едва женщины уснули, он убил обеих молотком, трупы перетащил в ванную, до утра состругивал мясо с костей, небольшими порциями спускал в унитаз, а несколько плотных свертков вынес в мусорные ящики сосединих домов. Оставшиеся кости и головы он завернул в шторы и на машине вывез за город, где и сбросил с обрыва.
Его рассказ объективно подтвердился многочисленными следами в квартире: здесь были и обильные следы крови на постеле, и волокна мышц в ванной и туалете, и оставленная им на память одежда обеих жертв…
Богословского направили на судебно-психиатрическую экспертизу. Впрочем, это была почти формальность: всего несколько месяцев назад его выписали из психиатрической больницы, где он находился на принудительном лечении по определению суда. И в тот раз его арестовали за убийство…
Да, уж его-то диагноз заболевания сомнений не вызывал – шизофрения. Еще в юном возрасте он возомнил себя Великим Любовником всех времен и народов. Этот присвоенный им себе титул постоянно фигурировал в его дневниковых записях. Описывая действительные и воображаемые похождения, он приводил поистине немыслимые детали своих сексуальных подвигов. Его мужская мощь якобы делала его неотразимым, и успехи его у прекрасного пола были неисчислимы. Дон Жуан и Казанова в подметки ему не годились. Заболевание явилось причиной действительной сексуальной расторможенности и всяческих половых извращений. К чем это привело, мы уже знаем. И на этот раз Богословского признали невменяемым, вторично направив на принудительное лечение.
Но вот что выявило расследование.
В «мирной» больничной жизни Богословский был спокойным и обходительным человеком, к тому же прекрасным специалистом. Он не доставлял никаких хлопот медицинскому персоналу, а потому быстро с ними поладил. И вообще отношения между больным и врачами-психиатрами напоминали «режим наибольшего благоприятствования»: он им лечил и вставлял зубы, они предоставили ему право свободного передвижения и не очень досаждали инъекциями и прочими специфическими мероприятиями. Когда же подошла очередь Богословского на «Волгу», он благополучно выкупил ее и даже получил права вождения.
Естественно, при сложившихся для всех удобных отношениях психиатры не очень упорствовали, оформляя документы об освобождении такого полезного для них пациента от дальнейшего принудительного лечения. Да и какие, на их взгляд, можно предъявить к ним претензии? Ведь на момент выписки больной опасности для окружающих не представлял. Хотя известно, что шизофрения неизлечима, и никто не может дать гарантии, что не наступит очередное обостроение. Оно и наступило… Такова грустная психиатрическая действительность. И спросить не с кого…