– Не бойся, эсей… Я ничего не сделаю такого, что замарало бы наше имя…
Сайдеямал молча опустилась на нары, и Хисматулла видел, как бьется на шее матери тоненькая голубая жилка, точно просилась на волю. Он положил руку на плечо матери, постоял так, не говоря больше пи слова, и вышел.
Над деревней плыла в облаках полная луна, в землянках и избах светились лишь редкие огоньки.
Хисматулла обогнул огороды и выбрался к крутому берегу реки. Кэжэн отсюда открывалась вся, обнажая по откосам сухую желтую глину, темная вода плескалась внизу, под обрывом, и качала на своей зыби большую луну, похожую на ярко начищенный медный таз.
Был на исходе август, и низкое, усыпанное звездами небо бороздили светлые следы падающих звезд.
Хисматулла долго стоял на берегу и, когда срывалась новая звезда, загадывал про себя:
– Я женюсь на Нафисе… Нафиса будет моя…
Ему казалось, что звезда каждый раз гасла быстрее, чем он успевал вышептать до конца свое желанье.
Легкий шорох за спиной заставил его вздрогнуть, и он рванулся навстречу Нафисе. Она шла по краю обрыва, как слепая, не понимая, что любой неосторожный шаг бросит ее вниз, на самое дно. Боясь испугать ее, он застыл на месте и ждал когда она подойдет.
– Нафиса…
Она остановилась в двух шагах от него, как бы удивляясь, что видит его здесь, и молча смотрела на него.
– Что ж ты молчишь, Нафиса? Что с тобой?
Она протянула к нему руки, как бы не видя его, и, припав к его груди, затряслась от плача.
– Не надо, не плачь, – тихо уговаривал Хисматулла, хотя сам еле сдерживался, чтобы не разреветься. – Я не отдам тебя никому, слышишь? Не отдам!..
Он бережно прижимал ее к себе, гладил ее волосы и говорил, говорил, лишь бы она перестала плакать, лишь бы перестали дрожать ее плечи
– Лучше мне не дожить бы до этого дня, – сквозь слезы, сдавленно и обжигающе шептала Нафиса. – Лучше бы меня задушили, когда я была маленькая!.. Утопили, как котенка!
– Тише, тише…
– Пусть! Пусть!., Мне все равно! – с исступленным отчаянием выговаривала Нафиса. – Я готова принять позор, как дочка Каенсафы-енги, чем быть проданной за пятьдесят рублей!..
Лицо ее было мокро от слез, но она не вытирала их и все плакала и плакала, пока не обессилела.
Хисматулла обнял ее, тихо повел вдоль берега, усадил на траву за кустом, и они долго сидели так, прижавшись друг к другу, и молчали.
От реки тянуло сыростью, запахом глины, вода поблескивала внизу и ловила в своем отражении звезды. Откуда-то налетал ветер, и темный тальник у воды начинал тревожно шелестеть, потом все стихало, и было слышно, как лают в деревне собаки, как всплескивает в глубокой заводи рыба.