Целую неделю после неудачной женитьбы Хажисултан-бай не знал, на ком сорвать злость. Он вставал по утрам недовольный, с опухшим лицом и, одевшись, снова ложился на подушки и жадно прислушивался ко всему, что происходило в доме. Чуть слышался какой-нибудь шум, он хватал лежавшую рядом тяжелую витую плеть с костяной ручкой и готов был броситься на каждого, кто нарушил тишину.
– Собаки! Слуги шайтана! – кричал он – Мало вам того, что меня опозорили на весь белый свет, вы даже и здесь не хотите дать мне покоя!
Хуппиниса и остальные его жены ходили тише воды ниже травы, стараясь не попадаться на глаза баю, но Хажисултан, наслушавшись тишины и еще более разозлившись оттого, что, никто не перечит ему, сам вставал и шел на женскуюполовину, поигрывая плеткой и ухмыляясь, подходил то к одной, то к другой жене.
– Что, притихли? Что задумали, а? Может, и вам тоже с Хисматуллой прогуляться захотелось?
– Что ты, что ты, отец, – отвечала за всех Хукпиниса. – Не сердись на нас, мы ни в чем не виноваты…
– А ты молчи, старая хрычовка, у тебя уж от глаз одни дырки остались! У-у! – и он замахивался плетью.
На третий день бай послал обратно за выкупом и сам вышел во двор поглядеть, все ли принесли. Увидев козу, он одобрительно кивнул головой:
– Так, так… Значит, ничего у них больше не осталось? Это хорошо, сам аллах наказывает их за мой позор! А Нафиса лежит? Ну, слава аллаху, теперь я могу отдохнуть спокойно…
Но и взяв обратно калым, Хажисултан не успокоился. Злоба бродила в нем, как молодое вино в бочонке, ища только маленькой щелочки, чтобы выбиться наружу отравной пенной струей. И скоро такая щелочка нашлась…
Выйдя очередной раз во двор в поисках хоть какого-нибудь виновника, Хажисултан глянул поверх крепкого, сильно обмазанного глиной плетня и увидел Сайдеямал, полоскавшую белье. Старуха присела на корточки спиной к байскому дому, и видно было, как ей тяжело подыматься, чтобы положить выжатое белье на камень.
– Так, – грозно сказал Хажисултан и важно зашагал к реке.
Тень бая упала на песок, Сайдеямал обернулась и застыла, держа в высохших руках мокрую рубашку. Бай молчал, не отрывая колючего, напряженного взгляда от худого ее лица. В тишине плеснула посреди реки рыба, пустив по воде расходящиеся круги. Стайка мальков мельтешилась в воде у самого берега и щекотала старой женщине щиколотки. Сайдеямал переступила с ноги на ногу и, только тут вспомнив, что ноги ее босы, застыдилась, шагнула за корзину с бельем. Бай смачно сплюнул сквозь зубы и, не отрывая взгляда от Сайдеямал, надменно процедил: