Управляющий поднял голову от бумаг. Цифры получались огромные, никогда еще такая добыча не встречалась у него на пути. «Господи, – думал Аркадий Васильевич, – если такие самородки на поверхности валяются, что же там внутри? Только бы не перехватили!»
В этот момент и постучался к нему Шарифулла.
Управляющий сунул бумагу в стол и повернулся к вошедшему:
– Ну, с чем пришел?
Вид управляющего смутил Шарифуллу – простое платье, на улице от старателя не отличил бы, только вот стекла на носу… Шарифулла не знал, что Аркадий Васильевич всегда одевался на прииске просто и старался в одно и то же время и угодить баю своей исполнительностью, и быть со старателями запанибрата. На прииске многие считали его «своим человеком», не зная, что Аркадий Васильевич действует умело и скрыто, всегда только через своих помощников, и, скрываясь даже перед ними, говорит, разводя руками и делая вид, что он тут ни при чем: «Что делать, таков приказ! Не я его придумал, а Галиахмет-бай» – и таким образом притесняет старателей, может быть, даже больше, чем сам Галиахмет, оставаясь в то же время как бы в стороне. Тактику эту Аркадий Васильевич выработал еще в те времена, когда работал на Кэжэнском заводе, и с тех пор придерживался ее всегда, – не кричал на рабочих, старался каждому сказать приветливое слово, поговорить по душам…
Шарифулла откашлялся.
– С просьбой, начальник, обокрали меня…
– Ну-ну…
– Медь вместо золота продали!
– Эх, голуба, да чем же я тебе в таком деле помогу? Тебе с этим в город надо, в полицию… У меня ж и прав-то никаких нету, я здесь не хозяин. Да, вот такие дела… – Аркадий Васильевич потер переносицу. – К уряднику-то ходил?
– Ходил, куда там! Урядник пятьдесят рублей просит, где я их возьму?..
– Ну и люди пошли! Помочь человеку не мо гут… Эх, был бы я Галиахметом-баем, живо бы тебе помог! А так – скажешь слово поперек, тут тебя и с работы – шварк! Ничем не могу помочь, голуба… Рад бы! А не могу…
Шарифулла, видя, что начальник не гонит его и говорит ласково, продолжал стоять посреди комнаты, с надеждой глядя на управляющего. Аркадий Васильевич выдвинул ящик стола и протянул ему горсть слипшихся леденцов.
– На, хоть детям снеси… Плохи твои дела, плохи. – И, кивнув головой, встал, увидев в окно, что тарантас подан.
Все еще не понимая, что разговор окончен, Шарифулла тупо следил за тем, как управляющий собирает бумаги со стола и запирает их в сейф. Даже когда Аркадий Васильевич вышел, хлопнув его по плечу, он все еще продолжал стоять посреди комнаты, но тут в контору вошла полная женщина с ведром, в котором болталась половая тряпка, и попросила Шарифуллу выйти. Крепко сжимая в кулаке липкие леденцы, он вышел во двор и огляделся.