Принимая во внимание время, когда молодые люди якобы удалились спать, и полное отсутствие каких-либо следов тревоги во дворе, можно было с уверенностью предположить, что их попытка увенчалась успехом. Улыбка Кэтрин стала еще шире, чем раньше.
Неожиданный шум в коридоре заставил ее быстро выскочить из спальни Парлана и захлопнуть за собой дверь.
Если бы ее заметили в покоях Парлана, то наверняка бы задали вопрос, почему она не подняла тревогу. Некоторое время дама стояла в коридоре, прислушиваясь к каждому звуку, но ничего похожего на шум тревоги не расслышала — до ее ушей донеслись приветственные возгласы.
Приехал Парлан. Улыбка, казалось, приклеилась к лицу Кэтрин. Парлан сам плыл к ней в руки. Она рассмеялась мелким зовущим смехом и поспешила навстречу этому человеку, чтобы оказаться первой, кто его встретит. Женщина вовсе не собиралась напускать на себя вид обиженной и готовилась изобразить только одно: безмерную радость встречи.
И желание излечить те душевные раны, которые нанесла Парлану эта неблагодарная выскочка Эмил.
— Она уже отворилась на нужную нам ширину, Лейт. — Эмил перевела дух.
— Мне следовало проверить эту дверь. Мы слишком задержались.
— Может, бросить все это? — спросила девушка со слабой надеждой в голосе.
Улыбка тронула губы Парлана. Он стоял очень близко от калитки и все слышал. Как выяснилось, его подозрения полностью оправдались: Эмил и Лейт собирались удрать из Дахгленна. С неохотой ему пришлось признать, что сам факт попытки побега девушки весьма болезненно его уколол, хотя он и понимал, какие за этим могли скрываться причины. Так что нерешительность, звучавшая в голосе Эмил, до некоторой степени пролила бальзам на его раны. Она поступала так, как подсказывал ей долг, но отнюдь не чувства.
— Эмил, — вздохнул Лейт, — не время сейчас снова заводить спор. Мы поступаем так, как должно.
Эмил отметила для себя, что понятие долга, особенно если о нем упоминается слишком часто, становится непереносимо скучным. Ее бы воля — и она перестала бы колотить в эту древнюю дверь, а отправилась бы прямиком в спальню Парлана. Ее не волновало, как о ней станут судить люди, если она останется у него навсегда. Более того, ее не слишком тревожило, насколько обеднел бы ее отец, собирая деньги для выкупа. Но к сожалению, требования долга и чести были не менее сильными, чем голос сердца.
— Мне вовсе не хочется терять Элфкинга, — пробормотала она и сама устыдилась собственной лжи.
— Разумеется, — проворчал Лейт, — хотя, уверен, ты думаешь о совсем другом жеребце.
— Не смей называть его жеребцом!