Он чуть не захлебнулся какао.
— Слава богу, нет. Я хочу сказать, что вряд ли…
— Невеста ? Подружка ?
— А теперь вы меня поддразниваете, — констатирует он, доставая платок и вытирая подбородок.
— Братья? Сестры?
— Нет, нет.
— Родители? Даже у вас должны быть родители.
— Жива только мать.
— А у меня только отец, — говорит она. — Мама умерла.
— Ужасно. Мне так жаль вас. Должен сказать, моя мать еще полна жизни.
Эта неторопливая беседа доставляет ему не испытанное до сих пор наслаждение говорить о себе. Она не спускает своих серых глаз с его лица. В темноте мимо проходят поезда, обдавая их сажей и горячим паром. Входят и выходят пассажиры. «Наплевать, что света нет, — выводит певец в висящем в углу громкоговорителе. — Луну им не закрыть… » Он рассказывает ей о том, чем прежде ни с кем не делился: о смерти отца, втором замужестве матери, об отчиме (бизнесмене, которого он недолюбливает), об открытии для себя астрономии, потом математики…
— А нынешняя работа? — спрашивает она. — Вы ею довольны?
— Доволен ли? — Грея о стакан руки, Джерихо обдумывает ответ. — Не сказал бы, что доволен. Слишком высокие требования — я бы сказал, пугает.
— Пугает? — В огромных глазах интерес. — В каком смысле ?
— Что может произойти… (Рисуешься, одергивает он себя, перестань.) … что может произойти, если ошибешься.
Она снова закуривает.
— Вы из восьмого барака, верно? Там ведь военно-морское отделение?
Он обрывает разговор и быстро оглядывается. За соседним столиком, держась за руки, шепчется еще одна парочка. Четверо летчиков играют в карты. Буфетчица в засаленном фартуке вытирает стойку. Похоже, никто не слышал.
— Кстати, — оживился он, — вы напомнили, что мне, пожалуй, пора возвращаться.
На углу Черч-Грин-роуд и Уилтон-авеню она чмокнула его в щеку.
На следующей неделе был Шуман, а потом мясной пудинг с почками и фруктовый рулет в ресторане «Британский» на Блетчли-роуд (одиннадцать пенсов за два блюда). На этот раз пришел ее черед рассказывать. Клэр, по ее словам, было шесть, когда мать умерла; пришлось ездить с отцом по посольствам. Череда нянек и гувернанток. По крайней мере, выучила несколько языков. Хотела поступить в женский корпус королевских ВМС, но отец не пустил.
Джерихо спрашивает, как было в Лондоне во время «блитца».
— О, вообще-то очень весело. Было куда пойти. Милрой, «Четыре сотни». Какое-то веселье безысходности. Всем нам пришлось учиться жить сегодняшним днем, не так ли?
При прощании она снова целует его, губы у одной щеки, прохладная ладошка у другой.
Задним числом можно сказать, что примерно в то время, в середине января, ему следовало бы начать вести записи симптомов, поскольку именно тогда его устоявшиеся привычки стали куда-то улетучиваться. Просыпался в приподнятом настроении. Насвистывая, вбегал в барак. Между сменами, прихватив хлеба для уток, подолгу гулял вокруг озера — просто ради моциона, убеждал он себя, но в действительности искал