Было тихо, так тихо, что, казалось, можно было слышать, как билось ее сердце. Она заговорила на ломаном греческом языке с примесью монгольских слов. До меня доносились лишь обрывки ее речи, но даже то, что я услышал, испугало меня.
— Откуда пришел ты, о ком я мечтала? Кто ты? Зачем Гезея повелела мне встретить тебя? Ты спишь, но твои глаза открыты. Приказываю тебе: отвечай мне! Что нас соединяет? Отчего ты мне снился? Отчего я тебя знаю? — и голос ее замер.
Выбившаяся из-под повязки с самоцветными камнями прядь ее волос упала на лицо Лео и разбудила его. Он взял слабой рукой этот локон и спросил по-английски:
— Где я?
Глаза их встретились. Лео хотел подняться, но не мог.
— Ты женщина, которая спасла меня? — продолжал он уже по-гречески, — скажи, не та ли ты царица, которую я так долго искал?
— Не знаю, — отвечала она, и голос ее звучал нежно. — Но я, правда, царица, ханша.
— Помнишь ли ты меня, царица?
— Мы видели друг друга во сне, — сказала она. — Должно быть, мы встречались когда-то давно, в далеком прошлом. Я хорошо помню твое лицо. Скажи, как тебя зовут?
— Лео Винцей.
— Никогда не слышала этого имени, но тебя я знаю.
Лео опять впал в забытье. Тогда женщина снова пристально вгляделась в его черты и, словно не в силах сдержаться, припала к нему и поцеловала. Краска залила ее лицо до корней волос. Ей было стыдно за свой безумный поступок. Она оглянулась и увидела меня сидящим на кровати. Дело в том, что, пораженный, я забылся и привстал, чтобы лучше все слышать и видеть.
— Как ты осмелился? — гневно спросила она и вынула из-за пояса кинжал.
Видя, что настал мой последний час, я очнулся.
— Пить! Пить! Я весь горю! — сказал я дико, словно в бреду, озираясь вокруг. — Пить дай мне, о Страж Двери!
С этими словами я беспомощно упал на подушки. Женщина спрятала кинжал, взяла кувшин с молоком и подала его мне. Я жадно припал к нему и стал пить большими глотками, чувствуя на себе взгляд ее жгучих глаз, в которых боролись страсть, ярость и страх.
— Ты весь дрожишь — тебе что-нибудь приснилось? — спросила она.
— Да, друг, — отвечал я, — пропасть и наш последний прыжок.
— Что еще?
— Ничего. Разве этого мало? О! Какое ужасное путешествие, чтобы приветствовать царицу!
— Чтобы приветствовать царицу? — с удивлением повторила она. — Что ты хочешь этим сказать? Поклянись, что ты ничего не видел больше во сне.
— Клянусь Символом Жизни, Огненной горой и тобой, о древняя царица! — воскликнул я и сделал вид, что снова лишился сознания.
— Хорошо, что он ничего не видел! — прошептала она. — Жаль было бы отдавать «собакам смерти» человека, который пришел издалека к нам. Правда, он стар и безобразен, но у него вид неглупого человека, который умеет молчать.