— Что поделывают больные, племянница? — спросил вошедший привратник.
— Оба в обмороке.
— А мне казалось, что они проснулись.
— Что ты слышал, шаман? — гневно спросила она.
— Слышал, как вынимали из ножен кинжал, и вдали лаяли собаки смерти.
— Что ты видел, шаман? — продолжала она спрашивать.
— Странные вещи, племянница. Однако, люди приходят в себя от обморока.
— Да, — согласилась она. — Поэтому, пока вот этот спит, вели-ка его перенести в другую комнату. Другому больному будет больше воздуха.
— В какую комнату, ханша? — спросил он многозначительно.
— Я думаю, — сказала она, — его надо поместить так, чтобы он мог поправиться. Он что-то знает. Кроме того, было бы опасно причинять ему зло, так как нам дали знать с Горы о приходе обоих странников. Но почему ты спрашиваешь?
— Говорю тебе, что я слышал лай собак смерти. Я тоже думаю, что он много знает. Пчела должна высосать сок из цветка, пока он не увял. Не следует шутить с некоторыми приказаниями, хотя бы смысл их был нам непонятен.
Он вышел и позвал слуг, которые довольно бережно перенесли меня вместе с постелью в другую комнату, немного поменьше первой. Привратник пощупал мой пульс, покачал головой и вышел, закрыв дверь на ключ. От слабости я заснул в самом деле. Когда я проснулся, было совсем светло. У меня не было лихорадки, и я чувствовал себя бодрым и свежим. Я стал обдумывать происшествия прошлой ночи и понял, что нахожусь в опасности. Я слишком много узнал, и ханша догадывается об этом. Не упомяни я о Символе Жизни и Огненной горе, ханша, наверное, приказала бы шаману отправить меня на тот свет, а он, конечно, не замедлил бы исполнить ее приказание. Во всяком случае, надо быть осторожным и притворяться и далее ничего не знающим. Я задумался над нашим положением. Уж не достигли ли мы цели, и не Аэша ли эта женщина? Лео еще в бреду, его словам не следует придавать значения, но вот ей-то кажется, что между ними обоими есть какая-то связь. Зачем она его поцеловала? Ведь эта женщина не похожа на легкомысленную и не станет же она заигрывать с находящимся при смерти больным человеком. Очевидно, какое-то воспоминание прошлого побудило ее обнять его. Но кто же, кроме Аэши, мог помнить Лео в прошлом? А что если Ку-ен и десятки тысяч его единоверцев правы, если на свете существует лишь определенное число душ, и они меняют свою бренную оболочку, как мы меняем изношенное платье на новое? Тогда Лео мог быть некогда Калликратом, жрецом Изиды, «которого любили боги и которому повиновались демоны». Тогда его могла любить в прошлом дочь фараона Аменарта. Внезапная мысль осенила меня. Что если ханша и Аменарта одно и то же? Она узнала в Лео своего возлюбленного и хочет отвлечь его от поисков Аэши. Горе нам, если это так! Во всяком случае, надо узнать истину.