А однажды по зелено-черной жиже прошел Федор — «немецкая морда». Он был в высоких резиновых сапогах под самое, самое то место, и это выглядело классно, несмотря, так сказать, на окружающую действительность. При небольшом усилии можно было вообразить, что носитель высоких сапог не инженер-оборонщик на поприще социалистического добывания продуктов, а некий рыбак-поморец, идущий к своему баркасу там или шлюпу, в котором серебряно выгибает спину красавица рыба для красавицы жены. Белое море, белая рыба и белое тело женщины. Петров-Водкин. Альбинос.
Сапоги остановились рядышком. Невозможно было не поднять голову на эту картину. То ли потому, что у нее случилась острая эмоциональная реакция на резиновые отвороты, которые существовали выше ее, сидящей на овощной таре типа ящик, но сразу вспомнилось то чувство, когда она так хотела удариться о мужскую грудь… Опять же, и теперь ноги Федора вызывали совсем не духовные желания. Что не удивительно. Ведь в сапогах шел не любимый писатель Ольги Юрий Трифонов, которого она только что переплела, вырвав из «Нового мира». Шел бы Трифонов — у нее случилось бы смятение в голове. А шел Федор — смятение было другого рода. Поэтому хамство как способ защиты от себя самой было уже за зубами и возбуждало язык, но нельзя же, в конце концов, бездарно повторять саму себя?
— Привет! — сказала она обреченно.
— Ну и слава Богу! — ответил Федор. — А то я иду и думаю: как ты меня обзовешь в этот раз?
Он вырыл из листьев еще один грязный ящик и осторожно присел на него.
— Развалится или нет? — спросил он.
— Сижу… ничего, — ответила Ольга.
Федор по-хозяйски общупал ее глазом. Скукоженная девка в «базной одежде». Так он должен был подумать — так он и подумал, а Ольга, как она потом сказала, «проинтуичила его впечатление».
— Ох как я разозлилась! — говорила она. — Он был одет классно, а я черт-те в чем. В маминых, считай, военных обносках. А у нас бабы специально для базы купили в «Детском мире» яркие ветровочки из болоньи. Там же мужиков было навалом, и главное — из очень приличных институтов. Там были интеллигентские сливки… Но у меня даже на детский товар тогда лишних денег не было.
Федор рассказал, что два года как женат. Жена однокурсница, из Уфы.
— Можешь смеяться, — сказал он. — Она башкирская морда.
Значит, он действительно помнил тот случай. Злопамятный.
— Восточная красотка, — с нежностью добавил он, — из выточенных по кости. Отец у нее большой босс, так что у нас хорошая квартира, а моя мама живет там же, по месту нашего с тобой рождения.
— Дети есть? — спросила Ольга.