Звонит телефон — видимо, полдень, хотя об этом я могу лишь догадаться.
— Ага? — спрашиваю я, не открывая глаз.
— Это я, — говорит Роджер.
— Люцифер, я сплю.
— Давай вставай. Ты сегодня кое с кем обедаешь.
— С кем?
— Кое с кем, — раздраженно отвечает он. — Давай, играть пора.
— Мне бы это… что-нибудь, — бормочу я, открыв глаза. Простыни, гитара покрыты засохшей бурой кровью, местами такие толстые кляксы, что я открываю рот и сглатываю. — Отец, мне б чего-нибудь.
— Чего? — спрашивает Роджер. — Ты сбрендил, тупая башка? Чего?
— Да нет, врача.
— Зачем? — вздыхает Роджер.
— Руку порезал.
— Правда? — скучающе интересуется он.
— Кровь лилась… ну, довольно сильно.
— О, ну еще бы. Как тебе удалось? Другими словами: тебе помогли?
— Я брился — да какая, на хуй, разница? Просто… найди врача.
После паузы Роджер спрашивает:
— Если больше крови нет, может, не важно?
— Но ее было очень… много.
— Но хоть больно? Ты хоть руку чувствуешь?
Долгая пауза.
— Нет, э… вообще-то нет. — Я жду минуту, потом прибавляю: — Ну, типа того.
— Я найду врача. Господи боже.
— И горничную. С пылесосом. Мне… пылесос надо.
— Сам ты пылесос, Брайан. — Я слышу в трубке чье-то хихиканье, но Роджер шипит, затыкает кого-то, потом говорит мне: — Отец твой все звонит. — Он щелкает зажигалкой, прикуривает. — Прямо не знаю.
— У меня пальцы… ну… Роджер, пальцы шевелиться не будут.
— Ты слышишь, или, блин, что за разговоры?
— Чего ему надо? Я это должен спросить? — вздыхаю я. — Как он узнал, где я?
— Понятия не имею. Срочно как бы. Мать, что ли, в больнице. Я не уверен. Откуда я знаю?
Я пытаюсь сесть, потом левой рукой запаливаю сигарету. Наконец до Роджера доходит, что я больше ничего не скажу, и он сообщает:
— Даю тебе на оклематься три часа. Больше не понадобится? Я во имя всего святого надеюсь, что нет, ага?
— Угу.
— И надень что-нибудь с длинными рукавами, — предупреждает Роджер.
— Что? — Я в замешательстве.
— С длинными рукавами, отец. Надень что-нибудь с длинными рукавами. Пидарское что-нибудь.
Я смотрю на свои руки.
— На черта?
— Нужное подчеркнуть: а) тебе идут длинные рукава; б) у тебя дыры в венах; в) у тебя дыры в венах; г) у тебя дыры в венах.
Длинная пауза. Наконец я ее прерываю:
— «Вэ»?
— Отлично, — и Роджер вешает трубку.
Продюсер «Уорнер Бразерз» встречается в Токио с японскими представителями «Сони». Ему тридцатник, он уже лысеет, лицо — точно посмертная маска, он в кимоно и теннисных тапочках вяло шагает по номеру, курит косяк — потрясающе, умереть не встать, — Роджер на гигантской разворошенной кровати листает «Биллборд», а продюсер бесконечно треплется по телефону и всякий раз, прерываясь, тычет пальцем в Роджера и произносит, условно говоря: «Хвостик у тебя на редкость стильный», а Роджер, польщенный, что продюсер заметил его волосяной клок, кивает, головой вертит, красуется.