– Ну разве не говорил я вам, – ликовал епископ, – что безумие не может продолжаться вечно! Это только начало, теперь надо ждать нового приговора этому злодею.
Однако маленький Перико принес ошеломительное известие:
– Веласко удрал из тюрьмы и сманил с собой двадцать восемь солдат!
– Без помощи судьи Наварро ему нипочем бы это не удалось! – воздев перст, молвил епископ.
Наварро же, дабы избегнуть нареканий, бросился в погоню за Веласко, направившимся, по слухам, в Картахену. Через пять дней судья понуро воротился в Коро. Из всего отряда назад пришли только шестеро – и в их числе Гольденфинген с Монтальво.
– Что случилось? – предчувствуя недоброе, спросил епископ.
– Все удрали! – ответил судья. – Все удрали вместе с Веласко в Кубагуа!
– Вранье! – так высказался по этому поводу Хуан де Кинкосес. – Мы ухитрились догнать отряд Веласко и, не пролив при этом ни капли крови, заставили их сложить оружие.
– И что же было дальше?
– Дальше? А дальше этот дурень Наварро заговорил с преступником, точно с Франциском Первым после битвы при Павии: «Вот ваша шпага, капитан! Я не позволю себе такой низости, как лишить столь доблестного воина его оружия. Вы – мой пленник. Возвращайтесь со мной в Коро». Разумеется, те, получив оружие, не долго думая, взяли в плен нас. Мои солдаты были столь обескуражены этим нелепым происшествием, что рассудили: чем жить под властью такого безмозглого остолопа, лучше уж последовать за Веласко и перебраться в Кубагуа.
– Понимаю…– протянул епископ. – Понимаю вас, Кинкосес, и разделяю ваше мнение о том, что судью следует держать под замком по причине полнейшего его слабоумия, от которого проистекают и все прочие беды. Пока что посадите его в колодки и выставьте на всеобщее обозрение и осмеяние. При первой же возможности отправьте его в цепях в Санто-Доминго. Обязанности губернатора я тем временем возьму на себя.
Из круглых отверстий торчали скованные руки и голова судьи Наварро, который последними словами поносил епископа и всех немцев. Магдалена по наущению Филиппа приносила узнику поесть и кормила его с ложки.
Перико это возмутило до глубины души, и, едва Магдалена, исполнив долг милосердия, ушла, он тотчас подобрался к колодкам, привстал на цыпочки и под общий хохот помочился на судью.
Гольденфинген и Перес де ла Муэла держались за бока от смеха. Но в эту минуту чьи-то сильные руки схватили карлика за пояс и подняли в воздух.
– Заруби себе на носу, малыш, – сказал Монтальво, а это был именно он, – с испанцем так поступать нельзя и испанец так поступать не станет. Он может убить, но не опозорить. Пойдем-ка к хозяину.