— Странный вечер! Какой жаркий и душный воздух! Нам нужно беречься, потому что нам грозит беда.
— Что с тобою случилось, государь?
— Разные происшествия. У первой же двери гробницы, в которую я хотел войти, я нашел какую-то черную старуху, которая замахала на нас руками и прокричала какие-то отвратительно звучавшие слова.
— Ты понял ее?
— Нет. Разве кто-нибудь может научиться египетскому языку?
— Значит, ты не знаешь, что она сказала?
— Мне пришлось узнать. «Смерть!» — закричала старуха! В гробнице, которую она охраняла, лежало множество людей, заболевших чумой.
— И ты видел их?
— Да. До сих пор я только слыхал об этой болезни. Она ужасна и соответствует тем описаниям, которые я читал.
— Ах, государь! — вскричал испуганный Антиной с упреком.
— Когда мы отошли от могилы, — продолжал Адриан, не обращая внимания на замечание юноши, — мы встретили старика в белой одежде и какую-то странную девушку, хромую и необыкновенно красивую.
— Она тоже шла к больным?
— Да, она несла им лекарство и хлеб.
— Но она не вошла к ним?
— Вошла, несмотря на мое предостережение. В ее спутнике я узнал своего старого знакомого.
— В старике?
— Он во всяком случае старше меня. Мы с ним часто встречались в Афинах, когда были еще молоды. Он принадлежал тогда к числу последователей Платона. Он был прилежнее и, может быть, также и талантливее нас всех.
— Каким образом подобный человек очутился при больных в Безе? Он сделался врачом?
— Нет. Еще в Афинах он с пламенным рвением искал истину и теперь утверждает, что нашел ее.
— Здесь, среди египтян?
— В Александрии, у христиан.
— А хромая девушка, сопровождавшая философа, тоже верит в распятого бога?
— Да, она сиделка или что-то в этом роде. Однако есть что-то великое в мечтаниях этих людей.
— Правда ли, что они поклоняются ослу и голубю?
— Вздор.
— Я тоже не совсем этому верил. Но, во всяком случае, они добры и заботятся о всех страждущих, даже чужих, не принадлежащих к их числу.
— Откуда ты знаешь это?
— Да ведь в Александрии много говорят о них.
— К сожалению. Я не преследую призрачных врагов, а к ним я причисляю мысли и верования людей; но иногда я спрашиваю себя: полезно ли для государства то, что граждане перестают бороться с житейскими нуждами и утешают себя надеждой на фантастическое счастье в другом мире, который, может быть, существует только в воображении тех, кто верит в него?
— Я бы желал, чтобы жизнь совсем оканчивалась смертью, — сказал Антиной задумчиво. — Однако же…
— Ну?
— Если бы я знал наверное, что найду в том другом мире тех, которых мне хотелось бы увидеть снова, я пожелал бы второй жизни.