— Потому что осталась верною своей вере и надеялась на милость Спасителя. Теперь она — блаженный ангел.
— Ты уверена в этом?
— Так же уверена, как в том, что желаю увидеть снова на небе мученицу, которая покоится здесь.
— Мария!
— Выпусти мою руку!
— Не окажешь ли ты мне одну услугу, Мария?
— Охотно, Антиной; но прошу тебя, не прикасайся ко мне.
— Возьми вот эти деньги и накупи прекраснейших венков, какие только можно найти здесь. Положи их на ее гроб и воскликни при этом: «От Антиноя Селене!»
Мария приняла деньги и сказала:
— Я видела часто, как она молилась о тебе.
— Своему богу?
— Нашему Искупителю, чтобы он даровал блаженство и тебе. Она умерла за Иисуса Христа, теперь она при нем, и он исполнит ее молитву.
Антиной помолчал некоторое время, затем сказал:
— Протяни же мне еще раз свою руку, Мария! А теперь прощай. Будешь ли ты охотно вспоминать обо мне, а также молиться обо мне вашему Спасителю?
— Да, да! А ты тоже не совсем забудешь меня, бедную калеку?
— Разумеется, нет, добрая ты девушка! Мы, может быть, увидимся еще когда-нибудь.
С этими словами Антиной пошел вниз с холма и потом через город к Нилу.
Месяц взошел и отражался в успокоившейся реке. Так же отражались его лучи на поверхности моря и в ту ночь, когда Антиной спас Селену.
Юноша знал, что император ждет его, но не пошел к его шатру.
Глубокое волнение овладело им.
Он беспокойно ходил взад и вперед по берегу Нила и быстро вызывал в своей памяти воспоминания обо всех выдающихся событиях своей прошлой жизни.
Ему казалось, что он во второй раз слышит каждое слово своего вчерашнего разговора с Адрианом.
До осязания ясно он видел перед собой свой скромный родительский дом в Вифинии, свою мать, своих сестер и братьев, с которыми ему уже не суждено свидеться.
Он еще раз пережил тот ужасный час, в который он обманул своего доброго государя и сделался поджигателем. Им овладел великий страх, когда он вспомнил о желании Адриана поставить его на место человека, которого его мудрый повелитель назначил своим наследником, может быть, вследствие преступного деяния его, Антиноя.
Ему, который был не в состоянии думать о завтрашнем дне; ему, избегавшему всякого разговора с серьезными людьми потому, что ему было трудно следить за их речью; ему, который умел только повиноваться; ему, который чувствовал себя хорошо только тогда, когда был один со своим повелителем или со своими мечтами, далеко от суеты и шума жизни, — ему носить багряницу, обременить себя заботами и подавляющей ответственностью!
Нет, нет! Это была мысль неслыханная, ужасная, а между тем Адриан не отказывался ни от одного намерения, которое высказал однажды.