– Что это за штука? – роняя топор, спросил Матвей Кашулин.
С ничем не объяснимым восторгом Христоня рявкнул на весь завороженно-молчаливый лес:
– Коза, стал быть! Дикая коза, растуды ее милость! Мы их повидали в Карпатах!
– Значит, война ее, горемыку, загнала в наши степя?
Христоне ничего не оставалось, кроме как согласиться.
– Не иначе. А ты видел, дед, козленка-то! Язви его… Ну с-с-сукин сын, да и хорош же! Чисто дите, стал быть!
Всю обратную дорогу они разговаривали о невиданной в области дичи. Дед Матвей под конец усомнился:
– А ну, как не коза?
– Коза. Ей-бо, коза, и больше ничего!
– А может… А ежели коза – зачем рогов нету?
– А на что они тебе понадобились, рога?
– Не об том, что мне. Спрашиваю, ежели она козиного роду… почему не при форме? Видал ты коз безрогих? То-то и оно. Может, овца какая дикая?..
– Ты, дед Матвей, стал быть, ум выжил! – обиделся Христоня. – Поди вон к Мелеховым, погляди. У ихнего Гришки плетка из козлиной ноги. Признаешь али нет?
Пришлось-таки деду Матвею идти в этот день к Мелеховым. Держак плетки Григория и в самом деле был искусно обтянут кожей ножки дикой козы; даже крохотное копытце на конце сохранилось в целости и было столь же искусно украшено медной подковкой.
На шестой неделе поста, в среду, Мишка Кошевой рано утром выехал проверить стоявшие возле леса вентери. Он вышел из дому на рассвете. Зябко съежившаяся от утренника земля подернулась ледком, грязцо закрутело.
Мишка, в ватной куртке, в чириках, с заправленными в белые чулки шароварами, шел, сдвинув на затылок фуражку, дыша наспиртованным морозом воздухом, запахом пресной сырости от воды. Длинное весло нес на плече.
Отомкнув баркас, шибко поехал опором, стоя, с силой налегая на весло.
Вентери свои проверил скоро, выбрал из последнего рыбу, опустил, оправил вентерные крылья и, тихонько отъехав, решил закурить. Заря чуть занималась. Сумеречно-зеленоватое небо на востоке из-под исподу будто обрызгано было кровицей. Кровица рассасывалась, стекала над горизонтом, золотисто ржавела. Мишка проследил за медлительным полетом гагары, закурил. Дымок, тая и цепляясь за кусты, заклубился в сторону. Оглядев улов – три веретенки, сазана фунтов на восемь, кучу белой рыбы, – подумал:
«Придется часть продать. Лукешка косая возьмет, на сушеные груши обменяю; все мать взвару когда наварит».
Покуривая, поехал к пристани. У огородных плетней, где примыкал он баркас, сидел человек.
«Кто бы это?» – подумал Мишка, разгоняя баркас, ловко управляя веслом.
У плетня на корточках сидел Валет.
Он курил огромную из газетной бумаги цигарку.