— И кому ты собрался предъявлять это вещественное доказательство?
— Милиции.
— Какой еще милиции?!
— Обыкновенной.
— Послушай, не позорься! — жестко отчеканила я. — Что ты заладил про эту милицию, как попугай.
И что она сделает, эта милиция?!
— Заведет уголовное дело, — муж, как и прежде, был непреклонен.
— Заведет уголовное дело?!
— А почему бы и нет?!
— Да ты хоть сам понимаешь, что говоришь?!
В данный момент муж напоминал мне упрямого барана, который бодает капитальную стену в глупой надежде на то, что он ее отодвинет.
— Я знаю, что говорю. — В голосе моего мужа наконец-то появилась обида.
— Не знаешь. Ну сам посуди, что, наша милиция отправится в Турцию с этой резиновой лодкой для того, чтобы искать наши вещи?! Это же нереально.
Моих вещей уже и след простыл. В них уже ходят какие-нибудь турецкие женщины. Хотя у меня слишком смелые наряды, а турецкие женщины никогда не отличались большой смелостью.
— Ты считаешь, что обращение в милицию не имеет никакого смысла? — наконец прислушался ко мне супруг.
— Никакого, — покачала я головой.
— Тогда, может, напишем заявление в туристическую фирму, с которой у нас есть договор?
— Но в договоре не указано, что эта фирма обязана искать наш чемодан.
— В том-то и дело, что не чемодан, а содержимое нашего чемодана.
— И содержимое чемодана гоже.
— Ты считаешь, что любые действия просто бессмысленны? — В глазах мужа появилось разочарование.
— Бессмысленно.
— По-твоему, турки так по-хамски могут смеяться над русскими?
— Это делать? В своей стране они могут все. Я вообще не понимаю, почему ты так разгорячился?
— Как это почему? Я за тебя переживаю. Ты не думай, я не из-за вещей. Я тебе их сколько хочешь куплю.
— Я все это пережила.
— Но ведь ты потеряла сознание.
— Я просто перепугалась. Я не сразу поняла, что это такое.
— Была бы путевая лодка" а такой любой испугается.
Видимо, Виктор окончательно пришел в себя после того, что ему довелось увидеть. Прижав меня к себе, он даже улыбнулся и прошептал мне прямо в ухо:
— Евушка, я просто твоего обморока испугался.
Скажи, ты сильно расстроилась из-за всего, что произошло?
— Нет, — как и прежде, соврала я.
Знал бы он, что творится у меня внутри и какие противоречивые чувства вперемешку с безграничным страхом меня раздирают. Знал бы он… Но он никогда не узнает. Я сделаю все возможное для того, чтобы он никогда этого не узнал. Никогда.
— И смех и слезы, — ни с того ни с сего рассмеялся муж. — Ну, турки. Ну, аферисты. Вот корки мочат.
Ева, ну что мы будем с этим кошмаром делать?
— Я положу лодку в большой пакет, вынесу на балкон, а завтра отнесу ее на помойку, потому что она ни в один мусоропровод не влезет. Ее туда при всем желании не затолкаешь.