Блез снова внимательно взглянул на пожилого буржуа.
— Величайшего?.. — запинаясь, пролепетал он.
— Клянусь честью, да! Одного из тех, чьи имена будут жить, когда большинство этих тупых властителей, которым мы служим, уже давно изгладятся из памяти людской… Он более велик, чем император, более велик, чем папа, более велик, чем король Франции — при всем моем почтении к его величеству… — Маркиз покачал головой. — Вот уж действительно — старик-горожанин!.. О господи Боже!
— Я искренне сожалею… — пробормотал Блез. — Я хотел бы, чтобы ваша милость просветили меня… Я никогда прежде не имел чести…
— Ну что же, бедный мой друг, это не кто иной, как сам великий Эразм! Величайший ум нашей эпохи. Дезидерий, Эразм Роттердамский47.
Хотя де Лальер и не блистал ученостью, знаменитое имя его потрясло. Еще мальчишкой, кое-как обучаясь латыни, он пользовался в качестве учебника «Размышлениями». Как большинство людей, он хохотал над «Похвалой Глупости»и «Диалогами», не задумываясь о том, какие зубы дракона скрывались за шутками автора48. Он слышал и о тех дерзких комментариях к Новому Завету, которые подняли в Европе целую бурю и превратили Евангелие в революционную прокламацию.
— Святая Мария! — вспыхнул он. — Я же не знал…
Но маркиз уже отошел от окна.
— Плащ, — сказал он пажу. — Тот, что с рысьим воротником. Посох с золотым набалдашником… Блез, ты будешь сопровождать меня вниз по лестнице; мы спустимся приветствовать его. Какое счастье, что он останавливается в этой гостинице!
— Я не знал, что ваша милость знакомы с достопочтенным Эразмом.
— Ах, да конечно же знаком. Много лет назад мы пребывали вместе в Париже. Он даже был одно время моим наставником… С тех пор мы переписываемся. Интересно знать, что привело его в Женеву, — думаю, он хочет оказать какую-нибудь любезность герцогу…
Интерес маркиза де Воля к новоприбывшему и то, что министр Франции намерен лично приветствовать столь непрезентабельного на вид гостя, возвысили ученого в глазах владельца гостиницы больше, чем все его блестящие труды. Ему были оказаны все возможные знаки внимания. Конюхи тут же занялись его мулами и багажом; хозяин низко кланялся, несмотря на свое солидное брюшко; буфетчики и служанки суетились вокруг.
Тем временем старые друзья обнялись на пороге и приветствовали друг друга на чистейшей живой латыни. Воистину казалось, что ученейший Эразм не может без затруднений изъясняться ни на каком ином языке. Затем гостю был представлен Блез; порывшись в памяти, бравый кавалерист выудил пару латинских слов; но гуманист, который был к тому же истинно светским человеком, с очаровательным милосердием помог ему выкарабкаться из этого затруднения.