— С вашего позволения, прекрасная дама, — резко произнес он, — нам нужно обсудить в своем кругу некоторые частные дела… Если бы мы могли остаться одни, я был бы вам чрезвычайно обязан.
Это была не просьба, а приказ. Он выгонял хозяйку дома из её собственной гостиной, словно служанку. От такой бесцеремонности Блез покраснел до самой шеи. И вспомнил рыцаря Чайльд-Уотерса.
Несколько испуганная, госпожа Ришарде пролепетала что-то в знак согласия и вышла.
— Однако служение своему государю, — продолжал Руссель тоном учителя, внушающего что-то школьнику, — не вынуждает дворянина бесчестно использовать случайное преимущество перед другим дворянином. Я полагаю, что вы — человек чести, господин де Лальер.
— Надеюсь, что да, — чопорно сказал Блез. Чем-то этот Русселл, Руссель или как там его, вызывал в нем бешенство. Он не мог сдержаться, чтобы не добавить: — У вас есть какие-нибудь сомнения на этот счет?
Анна быстро вмешалась:
— Одну минуточку, умоляю! — Она взывала к Блезу. — Конечно же, нет, господин друг мой. Что за вопрос! Брат не имел в виду ничего подобного. Позвольте мне объяснить. Видите ли, дело касается моего брака. Пройдет некоторое время, прежде чем жених мой господин де Норвиль сможет достаточно надолго покинуть герцога Бурбонского, чтобы поехать в Савойю. Брат приехал из Англии, чтобы проводить меня к нему. Очевидно, господин Ги де Лальер должен быть нашим проводником от Бург-ан-Бреса. Из-за войны и из-за своего положения мой брат путешествует инкогнито, хотя я не сомневаюсь, что у него есть пропуск во Францию.
Она взглянула на Русселя, тот кивнул.
— Конечно, есть. Он подписан самой миледи регентшей. Мне пришлось выложить кругленькую сумму через наших банкиров в Париже. Но в конце концов удалось сделать сговорчивым канцлера Дюпра.
Блез что-то пробормотал и попытался сделать вид, что принимает эту басню всерьез. Может быть, пропуск был и поддельным, хотя, конечно, его могли выдать умышленно, с целью облегчить въезд и последующий арест английского эмиссара. Но в эту минуту Блезу не хотелось распутывать правду и ложь в том, что ему говорили.
Ему было тошно от этого дела, тошно от службы, которая заставляла Анну лгать, а его самого выглядеть обыкновенным лицемером. Ей это явно не нравилось, и ему тоже. Оба они запутались в своей верности противоборствующим силам и не могут выбраться.
— Итак, вы видите, — продолжала она непринужденным тоном, — будет крайне неприятно, если вы расскажете кому-нибудь о моем брате и не захотите считать всю эту историю чисто доверительным делом, касающимся лишь нас троих. Это все, что имел в виду сэр Джон, упомянув о поведении человека чести. Господин друг мой, я знаю вас так хорошо, что уверена: ради меня вы сохраните молчание.