- Наверно, это я сдурела, - нервно рассмеялась Алиса.
Они встали. С торжественным грохотом упали две отскобленные лавки. Они встали, и Веселуха подал ей руку, тоже очень торжественно.
- Я не умею, - хрюкнула Алиса.
- Джаз, - шепнул Веселуха, - вы танцуете точно так же, как и все остальные танцы. В джазе главное - синкопы. По сути, это та же мазурка, только развязнее и ближе друг к другу. Нда... не бальная мазурка из девятнадцатого века, а та, которую плясали еще... к примеру... при легендарном короле Казимире...
Веселуха щелкнул пальцами, полилась музыка, и они пошли выделываться; круль Казимеж упал бы в обморок, или отдал бы им всю Литву за такой джаз. Первый русский джазмен Владимир Маяковский задушил бы их в объятиях. Продавщица и трактористы хлопали и посмеивались, глядя на то, как Веселуха хлопал Алису по тугой попке, и как она, наученная инстинктом, прилегала к его мощной груди. Была какая-то правда в их движениях, какое-то "как следует", "наконец-то" и "напоследок".
- Это стихия, - иронически бормотала Алиса в полупустом вагоне, положив голову на Веселухину грудь. - Это разврат.
- Это не разврат, - возразил Веселуха.
- Со мной - все разврат, - отрезала Алиса и уснула.
"А со мной - ничего не разврат", - подумалось Веселухе.
Утром пошел снег. Сначала он шел понемножку, задувал, заметал, и был весь такой морозный, мелкий, сухой, как мука. Но небо выцвело, и хлопья стали слипаться.
Чем моя любовь к Веселухе отличается от любви общей? - такой вопрос задала себе Алиса. Этот вопрос был очень важен для нее как для имиджмейкера, как для творца положительного образа. В конце концов, они любят только образ, а я люблю человека, думала Алиса. Я не приближаю к ним этого человека максимально, чтобы они могли его понюхать. Нет, нет. Я заменяю его образом, как "коммунизм" заменяется серпом и молотом. Вот он в профиль и анфас. С упрощениями, необходимыми для понимания. Второстепенное откладывается, неуместное замалчивается. Людей много, "образов" гораздо меньше; так я свожу данного конкретного Яна Владиславовича к какому-то из них - разному для разных групп людей.
И как только Алиса говорит: "Люди слушаются его", как тут же выплывает интерьер "хай-тек", режим дня, авто, нож, часы и все атрибуты "настоящего мужчины", у него пристальный взгляд и легкая небритость, как сейчас модно, он похож на справедливого чиновника, он - идеальный бюрократ, и это уже вранье. Нет, поправляет себя Алиса, лучше так: люди слушаются его с удовольствием, он обаятелен. И тут же заносит в сторону учтивости, предупредительности, компромиссности - вранье опять. Нет: пускай люди слушаются его с удовольствием, потому что он сам - интересная личность, творческая... Но тут противоречие; Алиса думает минутку и начинает с другого края.