Одна часть строительства была вызвана необходимостью и носила, как можно было бы сказать в очерке, утилитарный характер. Понадобилось помещение для театра – построили театр. Понадобилось помещение для собрания старины – построили «Скрыню». Понадобилось жилье для семьи Сергея Васильевича Малютина – построили ему дом. Не говорим уж о школе, общежитии и доме для учителей*.
Вторая часть строительства имела чисто декоративный характер. Построили так называемый «Теремок». Просто для красоты. По проекту Сергея Малютина. Потом, чтобы теремок не пустовал, разместили в нем школьную библиотеку, но могли бы и не размещать. Просто это был образец стиля, эксперимент, деталь ландшафта.
Ставили там и сям резные орнаментальные ворота. Тоже все по эскизам Малютина. В том числе и глазные въездные ворота в само имение. Но венцом всех архитектурных сооружений в Талашкине был, конечно, храм, который строился (с перерывами) и украшался грандиозными мозаиками Рериха и его росписью двенадцать лет. Этот храм должен был сосредоточить в себе практически все виды прикладного искусства, процветавшие в Талашкине: архитектурный стиль, керамику, деревянную резьбу, эмаль, художественное шитье, роспись, чеканку, вышивку, ковку, да сверх всего еще вот – мозаики Рериха. Было много проектов этого храма, не пятнадцать ли. Пробовали свои силы тут и Репин, и Васнецов, и Малютин. Сохранились две фантазии Врубеля. Профессор Прахов, не поняв замысла Тенишевой, предложил пятиглавый собор; архитектор Суслов начертал проект семиглавой пышной громады. Тогда княгиня сама при помощи И. Барщевского (о нем речь впереди) принялась лепить макет будущего сооружения, используя, вероятно, элементы и штрихи из предыдущих проектов, преимущественно (как предполагают) из проекта Малютина.
Поставленный на холме, видный издалека (и от него тоже далеко видно), сияющий и сверкающий разноцветными черепицами кровли (двенадцать кокошников и закомар) и эмалями, храм напоминал, вероятно, сказочную жар-птицу, опустившуюся на зеленый холм среди перелесков. Однако он не имел бы все же уникального художественного значения, если бы величайший художник всех времен и народов Николай Константинович Рерих не украсил его своими мозаиками и живописью.
Над входом в храм засияла огромная мозаика с изображением Спаса Нерукотворного, а вся алтарная часть внутри была расписана фресками*, сложной богородичной композицией, которую сам Рерих называл: «Царица небесная на берегу реки жизни». А ведь это десятки квадратных метров живописи Николая Константиновича Рериха! Все это уже было сделано и закончено. И если бы сохранилось, уцелело, то талашкинскому храму не было бы теперь никакой цены. Курьез состоит в том, что официальная церковь того времени не приняла этого храма, то есть рериховских мозаик и росписи. Оно и понятно: церковь – это канон, не терпящий никакого вольного обращения. И если, скажем, на церковной росписи появилось изображение языческого символического солнца, или какая-нибудь неканоническая архитектура, или растительный, неканонизированный орнамент, или вдруг олени на одеждах богородицы, то церковь допустить этого не могла. Короче говоря, храм не освятили, церковной службы в нем ни разу не совершалось, по сути дела, он ни одного дня не был храмом, а оставался лишь уникальным и драгоценным произведением искусства. Значит, даже и в порядке борьбы с религией не было необходимости его трогать и портить.