Человек этот был уже немолод, смуглолиц; пышный парик из длинных черных локонов покрывал его голову. Одет он был в платье из простого черного бархата; на ленте, небрежно перекинутой через плечо, сверкала бриллиантовая звезда. Резкие, почти грубые черты его в то же время выражали достоинства и добродушие; он был хорошо сложен, крепок, держался прямо и свободно. Идя впереди своих спутников, он иногда оборачивался и ласково говорил с ними, вероятно даже шутил, судя по улыбкам и сдержанному смеху, возбуждаемому его остротами. Сопровождавшие его люди были одеты также в утренние туалеты; по их наружность и манеры свидетельствовали о том, что это были люди знатные, находящиеся в присутствии еще более высокой особы, которая удостоивала одинакового внимания и их, и семь-восемь маленьких черных лохматых спаниелей. Собачки выказывали не меньшее усердие, чем их двуногие сотоварищи, стараясь не отстать от своего господина, и тот забавлялся их прыжками, то поддразнивая их, то унимая. Шествие замыкал лакей, или грум, с двумя корзинами; человек, только что нами описанный, время от времени брал горсть зерна из корзины и бросал птицам, плавающим в пруду.
Все знали, что это любимая забава короля, а потому Джулиан Певерил, увидев лицо этого человека и поведение его спутников, убедился, что подошел ближе, чем позволяло приличие, к Карлу Стюарту, второму из английских государей, носивших это злосчастное имя.
Джулиан в замешательстве остановился, не зная, как объяснить своей глухонемой провожатой, что дальше идти он не хочет; но тут один из джентльменов, составлявших королевскую свиту, по знаку государя, который пожелал послушать понравившуюся ему мелодию из спектакля, виденного накануне вечером, вынул флейту и заиграл веселую, задорную песенку. И в то время как добродушный монарх дирижировал музыкой, отбивая при этом такт ногой, Фенелла продолжала приближаться к нему, словно очарованная звуками флейты.
Желая знать, чем все это кончится, и удивляясь тому, что глухонемая так верно изображает человека, услышавшего музыку, Певерил и сам подошел на несколько шагов ближе, держась, однако, на почтительном расстоянии.
Король благосклонно взглянул на обоих, вероятно, объясняя их неучтивое поведение страстью к музыке; но вскоре его взгляд приковала Фенелла, в чьем лице, более необыкновенном, нежели прекрасном, было нечто дикое, причудливое, отчего оно притягивало взор, пресыщенный видом обычной женской красоты. Фенелла, казалось, не замечала, что ее рассматривают. Как бы вдохновленная непреодолимой силой звуков, она выдернула шпильку, скалывавшую ее длинные косы, которые рассыпались по хрупким плечам, как покрывало, и начала танцевать под звуки флейты с необычайной грацией и искусством.