Едва лодии стали у желтых круч Почайны, как туда прибежали купцы, подъехали возы, началась купля, все торопились на торг. На берегу стоял гомон, ржали лошади, от множества людских ног облаками вздымалась пыль. Вскоре нагруженные возы один за другим начали подниматься в гору.
Добрыня ждал, пока все это закончится, но даже и тогда, когда купцы и возы исчезли, не пошел вслед за ними, а вышел на берег и долго там стоял, задумчивый, встревоженный.
Только теперь он понял, что в Киеве все будет не так уж просто, как казалось ему издалека, дома, в Любече. Приехал бы он в Киев один, как прежде, не о чем было бы и думать: вот Подол, вон Гора, все ворота для него открыты. С лодии сошел – попал в гридницу. А там уже припасены для него и веприна, и конина, и, как водится, кружка меда.
Но ведь он приехал не один, с ним Малуша. Она сидит, завернувшись в рядно, на корме, притихла, молчит, испуганными глазами смотрит на Почайну, на берег. Что с нею делать? Ведь на Гору, на княжий двор, никому не известную девушку не пустят.
Впрочем, долго думать не приходилось. Он должен был что-то делать, да поскорее, пока не наступил вечер и на Горе не опустили мост и не заперли ворота.
– Ты посиди здесь, – сказал он Малуше, – а я пойду, все разведаю и вернусь.
– Я посижу и подожду, – ответила девушка и, чтобы брат не беспокоился, даже улыбнулась.
Когда Добрыня зашагал по круче и исчез, ей стало страшно. Она так закуталась в дерюгу, что видны были только бледный лоб и необычайно большие глаза, и стала похожа на птичку, которая, почуяв опасность, сжалась, прячется в своем гнезде.
Добрыня вернулся не скоро и совсем не так, как представляла себе Малуша. Она думала, что он явится таким же, каким плыл с нею в лодии, – обычным, простым. Ан глядь – по склону конь застучал копытами, на коне сидит не то князь, не то воевода. Она хотела поскорее закрыться дерюгой, а всадник окликает ее:
– Малуша! Малка!
Только тогда она узнала, что сидит на коне ее брат, Добрыня, со щитом в левой руке, с копьем – в правой, словно богатырь, о котором рассказывала мать.
Малуша сразу же ласточкой выпорхнула из лодии. Хорошо еще, что узелок – материнский подарок – не забыла взять. Остановилась поодаль от коня, ждет, что будет дальше.
А Добрыня ей говорит:
– Лезь ко мне!
– Куда?
– А вот сюда, в седло… Еще и руку подал.
Малуше это было не впервой (она вскакивала в Любече и на неоседланного коня) – уцепилась за стремя, потом за руку Добрыни и словно приросла к луке седла впереди брата.
Добрыня тронул коня, они поехали, и тогда Малуша увидела гораздо больше, чем из лодии. Некоторое время они ехали низиной – по Оболони, где там и сям стояли убогие хижины и землянки, а справа и слева росли за частоколом различные овощи. Это были, как пояснил Добрыня, княжеские огороды. Потом он внезапно нырнули в огромную толпу людей, -собравшись вокруг высокого деревянного идола, перед которым горел огонь, все кричали, спорили, размахивали руками.