Оробевшая Франсуаза не смела вымолвить ни слова и только умоляющим взором взглянула на сына.
— Батюшка… — сказал тот. — Позвольте мне сказать одно только слово…
— Говори… — с нетерпением сказал отец.
— Я не хочу оспаривать ваше решение… но мне кажется, вы не знаете, какой опасности подвергаете себя!
— Я все знаю, — резко возразил солдат. — Я знаю, что это очень серьезно… Но пусть никто не скажет, что я не пошел на все, чтобы исполнить свое обещание…
— Берегитесь, отец! Еще раз повторяю: вы не подозреваете, на какое опасное дело идете! — с тревогой повторял Агриколь.
— Ну, поговорим об опасности… о ружье привратника, о косе садовника… — презрительно пожимая плечами, сказал Дагобер. — Ну, хорошо… положим, моя старая шкура там и останется, в этом монастыре… Так что же? Ведь у матери есть ты… двадцать лет жили же вы без меня?.. лишней обузой будет меньше…
— И я… я всему виной! — воскликнула бедная старуха. — Прав был Габриель, когда упрекал меня!..
— Успокойтесь, госпожа Франсуаза, — шепотом уговаривала ее Горбунья. — Агриколь не допустит этого!
Кузнец после минутного колебания продолжал взволнованным голосом:
— Я слишком хорошо вас знаю, батюшка, чтобы думать, что вас может остановить страх перед смертельной опасностью…
— А о какой же опасности ты говоришь?
— О такой, перед которой и вы отступите, несмотря на свою храбрость… — убежденным голосом, поразившим отца, проговорил молодой человек.
— Агриколь, — строго и резко сказал солдат. — Вы говорите низости и наносите мне оскорбление.
— Отец!!
— Да, низости… — с гневом продолжал старый воин. — Разве не низость стараться отговаривать человека от исполнения его долга угрозами? Разве вы не оскорбляете меня, думая, что меня можно запугать?
— Ах, господин Дагобер! — воскликнула Горбунья. — Вы не поняли Агриколя!
— Слишком хорошо понял, — грубо отвечал солдат.
Потрясенный суровыми словами отца, но решившись, несмотря на его гнев, исполнить сыновний долг, Агриколь продолжал с сильно бьющимся сердцем:
— Простите меня, батюшка, за ослушание, и пусть вы меня даже возненавидите, но я должен вам сказать, чему вы подвергаетесь, врываясь ночью в монастырь.
— Как, вы осмеливаетесь продолжить? — закричал Дагобер, покраснев от гнева.
— Агриколь! — молила плачущая Франсуаза. — Муж мой!
— Господин Дагобер, выслушайте Агриколя… необходимо для всех нас, чтобы он объяснился! — сказала Горбунья.
— Ни слова больше!.. — гневно топнул ногою солдат.
— Я говорю, батюшка… что вы почти наверняка рискуете попасть на каторгу!!! — воскликнул побледневший, как смерть, кузнец.