— Да, ты оказался прав. Это же оружие применялось при всех тех убийствах. Рэндольфу теперь не терпится поймать этого типа. Все службы безопасности подняты по тревоге. Сейчас все бодрствуют.
— А деривация на линии?
Секунда молчания, потом:
— Тайгер...
— Да?
— Мы не можем себе позволить его упустить.
— Я это хорошо знаю, старина.
— А также не можем себе позволить совершить еще одну ошибку. Если просочится хоть слово, произойдет такая паника, которую еще никогда не видели.
— Проклятье! Хозяева газет поймут, Вашингтон достаточно силен, чтобы принудить их помолчать. Если хоть одна попытка...
— Нужно смотреть на это под другим углом зрения. Ведь достаточно опубликовать хоть что-нибудь об этом проклятом деле, как поднимется шум. А для этого достаточно, чтобы наши враги организовали хорошо налаженную слежку...
— Понимаю. Дело во времени. Все зиждется на нем. Если они будут уверены, что Агрунски удалось устранить его подлость, то они смогут начать кампанию. Но если у них не будет в этом полной уверенности, они рискуют сломать себе шею. А им это ни к чему.
— Сколько времени продлится эта неизвестность? Каким временем мы располагаем, Тайгер?
— Действуйте так, будто его вообще нет. Или почти... — Я повесил трубку.
Рондина смотрела на меня из-за плеча швейцара, стараясь не вслушиваться в мой телефонный разговор. Я направился к ним, взял ее чемодан и обратился к колоссу:
— Эта дверь выходит куда?
— Во двор.
— И есть дорожка, ведущая вдоль здания?
— Есть.
— Покажи.
Я взял Рондину под руку, и мы последовали за швейцаром в глубь служебных помещений... В конце одного коридора с оштукатуренными стенами находился запасной выход с горящей над ним красной лампочкой. Железная дверь была заперта на засов. Швейцар вытащил его, продолжая держать одной рукой, а другой стал открывать дверь.
В этот момент металлический брус, который он держал как палку, отчего-то упал и ударил его по лбу. Оглушенный, швейцар повалился на бок, как бык, а дверь, продолжая тихонько поворачиваться, ударила его по ногам.
Я толкнул Рондину к стене, нагнулся и поднял брус, который так и лежал на лице швейцара. Под его глазом уже показался гигантский синяк. Если добрый человек не разбил голову о цементный пол, то благодаря своей опереточной каскетке. К счастью, он ограничился лишь большой шишкой и, когда придет в себя, будет чувствовать себя неплохо.
Рондина, не шевелясь, прошептала:
— Что это такое, Тайгер?
Я показал ей брус. На его конце, который находился на высоте лба швейцара, соскочила ржавчина, и теперь в металле была видна небольшая блестящая вмятина — в том месте, куда ударила пуля.