Ее «попытка» ограничилась наклоном вперед и прикосновением к щеке невестки. Касси едва сдержалась, чтобы не отпрянуть в сторону.
— Итак… — она снова отошла и подвергла Касси очередному пристальному осмотру. — Ты, должно быть, хотела бы привести себя в порядок перед тем, как мы сядем за стол, верно?
Нынешним утром Касси немало потрудилась над своим внешним видом, надев брюки тонкой шерсти, свободную голубую блузку и туфли цвета слоновой кости на высоком каблуке, ничуть не менее элегантные, чем у Эльвиры. Тем не менее она съежилась под немигающим взглядом свекрови, внезапно ощутив себя грязной и зачуханной, и кротко промямлила:
— Спасибо. Вы очень добры. комнаты этажа, или они с Бенедиктом будут жить в роскошной изоляции.
К своему удивлению, она увидела в окно Бенедикта, вытаскивающего багаж из машины, и Эльвиру, стоящую рядом. Энергично жестикулируя, она о чем-то говорила. Быстрые трескучие фразы были неразборчивы, но хриплый голос явственно доносился по трубе, образованной четырьмя соединенными между собой стенами.
Между тем Бенедикт кратко и сердито ответил ей, на секунду прервав поток излияний. Она откачнулась от него, вцепилась обеими руками в безукоризненную прическу и раскинула затем руки в стороны, словно под влиянием нестерпимой боли. Взглянув на нее, Бенедикт снова что-то сказал, на сей раз мягче. Но очевидной привязанности, которую до того наблюдала Касси между ним и его сестрой, здесь не было.
Внезапно Эльвира подняла глаза вверх. Даже сорок футов, разделяющие их, не смогли скрыть ярости, бушующей в ее глазах. Касси отпрянула назад. Не подверженная суевериям, сейчас она затрепетала от предчувствия неминуемой беды.
Ее движение не осталось незамеченным. Губы Эльвиры раздвинулись в улыбке, не предвещающей ничего хорошего.
Бенедикт видел, что с матерью произошла разительная перемена всего за год.
В ней появилась какая-то злоба, распространявшаяся на всех и все, включая и отношение к сыну. Можно было бы объяснить эти изменения горем, потрясшим ее после смерти мужа, если бы с тех пор не прошло уже четыре года.
— Все понял, — подвел он черту под ее бесконечными жалобами, выходя из кабинета в холл и направляясь к чемоданам, так и не поднятым наверх. — Я не потерплю глупостей по отношению к Кассандре. Усвой, пожалуйста, что она моя жена.
— Никогда! — возопила Эльвира, тащась следом. — Ты был предназначен Джованне.
— В твоих мечтах, Эльвира, а не в моих.
Голос матери возвысился до крика.
— Ты не любишь эту американку! Когда ты на нее смотришь, в твоих глазах нет страсти! Ты человек с горячей кровью, а она никогда не поднимется до понимания твоих желаний!