Если бы она была одной из наших рабынь, он бы не ушел из дома в тот день, не купив ее, уверяю тебя. Я помню, что подумала тогда, как удачно, что моя молодая английская гостья уезжает в Крым. Он очень чувственный человек, который и в самом деле посмеет похитить женщину на улице, если она ему понравится. Каким-то образом он, должно быть, узнал о том, что она вернулась в Стамбул.
Подумайте сами! Никто не видел, как похищали Валентину, и никто не признался, что видел это. Каждый невольничий рынок и каждый бордель Стамбула тщательно обыскивали три раза! Тем не менее не нашли ничего. Почему? Этот вопрос я задавала сама себе снова и снова. Почему? Почему ничего не нашли?
— Может быть, ее сразу же вывезли из города и продали на каком-нибудь невольничьем рынке за границей? — рискнул предположить Илия.
Эстер Кира раздраженно засопела.
— Кто, — уничтожающе спросила она, — стал бы похищать безвестную женщину в чадре, которая легко могла оказаться самой валидой? Из того, как женщины Стамбула одеваются на улице, нельзя понять, молодые ли они или старые, красивые, рябые или безобразные. Нет. Это было спланировано кем-то, кто был знаком с Валентиной и всегда точно знал, где она находится.
— Почему же вы не думаете, что это был сам султан. Эстер? — спросил Симон Кира. — Вы сказали, что он заинтересовался леди Бэрроуз.
— Да, — согласилась старая дама, — но валида защитила Валентину от султана, сказав, что она его сестра через Марджаллу, что на самом деле, конечно, не так. Несмотря на то что султан ради своей безопасности, хотя и неохотно, но уничтожил собственных младших братьев, он всегда брал под защиту своих сестер и других родственниц. Он не осмелился бы на кровосмешение. И у него не было причин сомневаться в словах Сафии. Что касается султана Мехмеда, Валентина считается его сводной сестрой. Я уверена, что в этом деле преступником является визирь.
— Бабушка, мы не можем обвинить Чикала-заде-пашу в похищении леди Бэрроуз, не имея на то доказательств, — занервничал Илия Кира.
— Разве я так глупа? Неужели ты считаешь меня безмозглой старухой, которая не знает этого, мой сверхосторожный внук?
— Я не был так осторожен в деле с Инсили, — напомнил он, — и это маленькое приключение едва не стоило мне двух сыновей и дочери.
— Тогда ты был моложе. Илия, — сухо сказала Эстер Кира, — но, как и большинство людей, с возрастом ты стал менее храбрым. Я же, однако, трусихой не стала.
Звук, похожий на сдавленный смех, вырвался у Симона Кира, который попытался кашлем скрыть такое нарушение правил приличия.