— Сколько? — Его глаза сузились.
— Назовите вашу цену — в пределах разумного, — отозвалась она.
— Мы обсудим это наедине, О'Малли. Мак-Гвайр, забирай Глинис с сестрой и отправляйся вниз.
— Миледи? — Ирландец вопросительно взглянул на Скай.
— Иди, Мак-Гвайр. Я год не успокоюсь, если лишу тебя такой компании. Сообщи своим людям, что они могут сойти на берег и принять участие в празднике. Пусть веселятся. — Мак-Гвайр колебался, и Скай рассмеялась. — Боже, капитан, но ты просто баба! Милорд, дайте ему слово, что не причините мне вреда, а то мы никогда не сможем приступить к делу.
— Считайте, что получили его, капитан. Разве я похож на человека, который набрасывается на женщин?
Мак-Гвайр нехотя удалился, и де Мариско усадил Скай на стул, на котором еще недавно сидел ирландец. Налив вина, он подал ей серебряный бокал. Она пригубила рубиновую жидкость и улыбнулась с видом ценителя хороших вин. Де Мариско пристально посмотрел на нее и заговорил снова:
— Так я могу назвать цену — в пределах разумного.
— Называйте.
— Мне не нужны деньги, мадам. Здесь их особенно негде тратить. К тому же у меня их достаточно. Кстати, где, по вашему мнению, пределы разумного? — Он отпил вина. — И как вас зовут? Не поверю, что близкие называют вас просто О'Малли.
— Скай, — она лучезарно улыбнулась хозяину и догадалась, как забилось его сердце.
— По названию острова?
— Моя мать оттуда.
— На вид вы ирландка. Но вас можно по речи принять и за ирландку, и за англичанку. Почему?
— Вы очень любопытны, де Мариско. Я приехала к вам с деловым предложением, а не для того, чтобы рассказывать историю своей жизни.
Дымчатые голубые глаза сузились:
— Я хочу знать, с кем имею дело, Скай О'Малли. — Ее глаза сверкнули, но он продолжал:
— Вы говорите, что намерены объявить войну королеве Англии. И прежде чем я решусь рискнуть своим скромным положением, я хотел бы знать, зачем мне нужно вмешиваться в вашу личную вражду.
Секунду Скай размышляла, затем кивнула:
— Мой покойный муж — граф Линмутский. Из ваших окон видны огни моего замка. Когда несколько месяцев назад Джеффри умирал от белого горла, он оставил меня единственной опекуншей детей: наших общих, его и моих. Но королева изменила его волю в отношении наследника и прислала ему в опекуны своего фаворита Роберта Дадли. Граф обратил на меня внимание, а когда я пожаловалась на него Елизавете, та откровенно заявила, что я должна принять его ухаживания. Она ждет, что я стану ублажать ее любимчика, как шлюха. Мы с мужем были верными слугами ее величеству, пока находились при дворе. Такого отношения к себе я вынести не могу, но из-за сына не могу открыто выступить против королевы.