Я, как мог, обрисовал внешность и одежду убитого.
— Молодой… Черный… В джинсах…
— Эйфо? — спросила она, уходя, улыбнувшись в последний раз грустной своей улыбкой.
Я не понял.
«Где?» — спрашивала она.
—Ма «эйфо»?
«Что „где“?»
Черт возьми!
«Один булка…»
Она спрашивала про труп.
К прибытию полиции трупа в моей квартире не оказалось!
Я появился в столичном банке «Независимость» за год с небольшим до гибели Камала Салахетдинова.
Это было на другой день после звонка в редакцию.
Банк выглядел солидно, занимал огромный, отделанный заново светлый особняк с широкой парадной лестницей, имеющей круговые галереи на всех четырех этажах.
Секьюрити внизу пропустили меня, лишь мельком взглянув на просроченное редакционное удостоверение,
Тут не грешили бдительностью.
Между тем начиная с девяноста четвертого года, после первого нападения на коммерческий банк, когда преступники захватили в центральном офисе «Тори-банка» почти миллиард в валюте, в Москве существовала прямая угроза любому кредитному учреждению.
Прежде чем направиться к президенту банка, я побродил по коридорам. Глазами специалиста оценил положение с охраной.
Обстановка в банке напоминала домашнюю.
Секьюрити, сидевший у монитора, на протяжении нескольких минут ни разу не взглянул на экран. Происходившее у подъезда и в переулке оставалось вне его интереса.
Кабинет председателя совета директоров Камала Салахетдинова я узнал по направленному «глазу» под потолком на втором этаже. Никакой вывески на двери не было.
Наташа, помощница президента банка, обаяла меня фальшивой, неискренней улыбкой:
— Здравствуйте. Вы приехали…
Я разгадал девушку еще по первому разговору по телефону: «В тихом омуте черти водятся».
Если бесовская сила пока не появилась, можно было не сомневаться в том, что она еще даст о себе знать.
Помощница, несомненно, жила в неполной семье и прошла суровую школу детства, знавала крутых парней во дворе, чердак, качалку, интриги и ссоры девиц.
На воле, в камере, в армии такие, как она, точно показывали ватерлинию общественного мнения. Не высовывались. Были скрыты серой массой.
«Городские крысы выживают вопреки всему, несмотря на капканы, мышьяк, затопления…»
Она, без сомнения, точно выполняла волю начальства, была абсолютно надежна в узком кругу, худа и не очень здорова, вся — сплав надежд и тоски молодой неустроенной женщины, время которой уходит.
Семьи у нее в ближайшее время не предвиделось.
—Екатерина Дмитриевна, к вам… — пропела она в трубку.
С лица ее не сходила та же благостная неискренняя улыбка, которая сказала мне не меньше, чем голос.