— Ну, как же! — Сарраг поднялся. — Вон там!
И в тот же момент понял, что незнакомец испарился.
— И все же я его видел. — Снова усевшись, он пробурчал: — Я начинаю думать, не следят ли за нами.
— Потому что вы в этом не уверены?
— Что? Вы хотите сказать…
— Господи, шейх, ну как вы можете в этом сомневаться? Неужели пожар в библиотеке не заставил вас задуматься?
— Должно быть, мне не хотелось верить, что это было преднамеренное действие. Но ежели подумать, то так оно и есть. Кто-то идет по нашим следам. И этот тип — тому доказательство. — Он потер шершавую щеку и возопил: — Только этого нам и не хватало! Кому нужно нас уничтожить? И почему? — Он вдруг замолчал, а потом с удивленным восторгом провозгласил: — Эзра! Хвала Аллаху, они выпустили Эзру!
И действительно, на площади появился раввин вместе с Мануэлой. И оба явно искали их двоих.
— Просто диву даюсь! Как ей это удалось?
— Во всяком случае, для человека, испытавшего «итальянскую мечту», наш друг выглядит не очень потрепанным, — куда более спокойно заметил монах.
Немного спустя они снова расположились в харчевне. Перед раввином дымилась миска овощного супа. Он схватил ее и поднес к губам.
— Это не идет ни в какое сравнение с доброй андалусийской асидой, но проведенная в каталажке ночь делает нас куда менее требовательными.
— Итак, — бросил Рафаэль, — они не только выпустили вас, но еще и принесли извинения. Это не очень-то похоже на агентов Инквизиции. — И обратился к Мануэле: — В конечном счете вы не успели вмешаться…
— Когда я пришла в тюрьму, то потребовала встречи с одним из судей. И мне, естественно, отказали. Я настаивала. И была на волосок от того, чтобы меня выдворили силой, когда во дворе появился Эзра в сопровождении двух фамильяров.
— Аллах велик, — произнес Сарраг. И спросил: — Но скажите мне, ребе… Вы утверждаете, что понятия не имеете, почему вас освободили. Но вы хотя бы знаете, почему вас арестовали?
Еврей покачал головой.
— Представления не имею. Впрочем, могу сказать — и вы удивитесь, — что камеры вовсе не такие ужасные, как я думал. Никаких мрачных подземелий или сырых подвалов. Ни цепей, ни вериг, ни железных ошейников. Ничего такого. Я удостоился отдельной камеры с побеленными и чистыми стенами, циновки, метлы и трех горшков с землей. К моему вящему изумлению, вечером меня накормили бараниной с рисом…
— Кошерной, надо полагать, — с иронией заметил араб. Но раввин вызова не принял и продолжил:
— Хотя страху там успеваешь натерпеться, и обстановка царит весьма мрачная. Жуткая. К тому же, когда я шел обратно по коридору между камерами, то заметил двоих детей. Им, должно быть, еще и десяти нет. Наверняка они там оказались вместе с родителями… Но какое это слабое утешение!