Поведение шейха резко изменилось. На его лице появилось вызывающее выражение.
— В таком случае чего ты ждал? Ты мог убить меня в Гранаде. В тот же вечер.
— Это правда. Но твоей смерти мне было мало. Я хотел уничтожить все твое семейство.
— И поэтому ты украл бумаги?
Сулейман кивнул.
— Минуточку, — вмешался Эзра. — Я не очень понимаю, каким образом кража этих бумаг могла поспособствовать уничтожению семейства шейха?
— Вам лучше других должен быть известен ответ.
— Понятно. Инквизиция… Обвинив нас, ты рассчитывал, что Святая Инквизиция гораздо эффективней осуществит преступление, которое ты задумал… И к кому ты направился? Тебя приняли?
Мануэла, до этого момента пассивно слушавшая, ощутила, как по ее спине пробежал холодок.
— Да, — ответил юноша. — В первый раз меня прогнали. Не приняли всерьез. А во второй раз фамильяры сами пришли за мной.
— С какой целью?
— Хотели, чтобы я дал ваше описание. По неизвестным мне причинам они передумали и решили вас арестовать. Я хотел в этом убедиться. И довольно скоро понял, что слуги Инквизиции мне солгали. Вы по-прежнему были на свободе.
— И в Ла-Рабиде ты со своими сообщниками решил действовать. Отсюда и пожар. — И Варгас добавил, словно вслух продолжая свою мысль: — Им понадобилось наше описание. И, тем не менее, они нас не арестовали. — Он оглядел присутствующих: — А если они всегда были здесь…
Мануэла была уверена, что монах обращается к ней. Она провела рукой по волосам и с ужасом обнаружила, что не может совладать с дрожью в пальцах.
Небо начало окрашиваться розовыми и сиреневыми тонами, постепенно надвигались сумерки.
— Скоро стемнеет, — устало заметил Эзра. — Ну, что мы решаем? Отдаем этого человека в руки Святой Германдады?
— И речи быть не может! — быстро и решительно отрезал Сарраг. Он подошел к слуге: — Уходи, Сулейман из племени Зегриев. Уезжай как можно дальше отсюда, и да пребудет с тобой Всевышний и да залечит Он твои раны.
Он сделал еще один шаг и вдруг неожиданно для всех опустился на колено и поднес к губам руку молодого человека.
— Молю тебя о милосердии к моему брату.
Слуга не ответил. Он стоял, гордо подняв голову, но в глазах его мерцали слезы и прощение.