— Это был мой самый дорогой друг. Но вы? Что вас связывало с ним?
— Это был и мой тоже самый дорогой друг.
— Вы шутите!
На губах ибн Саррага промелькнула грустная улыбка.
— Ваша реакция меня не удивляет. Вы спрашиваете себя, как это еврей Абен мог удостоить своей дружбы араба, сына ислама? Гоя, как вы говорите. Я прав?
Эзра попытался скрыть свое смущение.
— Чтобы не было недопонимания, знайте, что я не очень жалую евреев. Я не испытываю особой симпатии к вашему народу. В Абене Баруэле я любил человека.
Что ж, по крайней мере, с этим все ясно.
— И в этом вся разница между вами и мной. Я же любил в Абене и еврея.
— Еврея… обращенного? Или другого?
— Вы очень меня разочаровываете, ибн Сарраг. И подумать только, буквально только что вы ссылались на мудрость. Я забыл, что вы араб.
Тут настал черед шейха смутиться:
— Не поговорить ли нам о ваших познаниях? Поскольку, думается мне, раз Баруэль выбрал вас, то не только ради дружбы.
— Уж наверняка. Полагаю, познания, что он обнаружил у вас, есть и у меня. Наверняка вы способны прочесть на память все сто четырнадцать сур.
— А вы относитесь к тем редким экземплярам, которые могут похвастаться тем, что знают наизусть все пять книг, составляющих Тору.
Эзра довольствовался тем, что лишь слегка кивнул.
— Вернемся к Скрижали.
Самуэль собрался было ответить, как его прервали три быстрых удара в дверь.
— Войдите! — бросил ибн Сарраг.
Вошел молодой слуга лет двадцати пяти, с тонкими чертами лица и гордым станом, неся крошечный поднос с дымящимся стаканом.
— Ваш чай, господин.
— Не желаете ли? — предложил шейх Эзре.
— С удовольствием.
— Обслужи нашего гостя, Сулейман. Мне принесешь другой.
Слуга удалился, косясь на Самуэля.
— Раб? — поинтересовался Эзра.
— Раб или слуга, какая разница?
— Огромная. В одном из вариантов человек свободен.
— Дорогой мой, все зависит от того, что вкладывать в понятие свободы. Но давайте не будем начинать этот диспут. Мне кажется, есть более насущные проблемы. Сапфировая Скрижаль. Вы дали понять, что она может действительно существовать.
Эзра, прежде чем ответить, отпил глоток чая.
— Я в этом убежден.
— Если это так, то, я полагаю, вы отдаете себе отчет, что мы имеем дело с самым невероятным, самым чудесным приобретением за всю историю человечества? Бесценным сокровищем. Доказательством бытия Бога!
— Вы забыли добавить одну существенную деталь: это рано или поздно приведет к крушению всей политической и религиозной системы, которая правит Испанией с установления Инквизиции.
Ибн Сарраг нахмурился:
— Я не очень понимаю связь.
— Поймете однажды — если этот день настанет, — когда увидите содержание послания.