Квартет Ко Пайерса перешел от тягучей мелодии «Дюймового червяка» к стилизованным «Эскизам фламенко», при исполнении которых блистал молодой черный трубач Билли Эверсол.
— Я, конечно, тут же позвонил в полицию, — продолжал Фрирс. — Они помчались в Ок-Парк, в дом Хансена. Но он прибыл туда раньше. Его «Рэндж Ровер» стоял около входа. Дом был охвачен пламенем. Когда огонь погасили, в доме обнаружили тела миссис Хансен и Дениз — обе были убиты выстрелом в голову сзади из пистолета крупного калибра — и обугленное тело Джеймса Б. Хансена. Его идентифицировали по карточкам дантиста. Полиция решила, что он покончил с собой, воспользовавшись тем же самым пистолетом.
Курц отхлебнул пива, поставил стакан и сказал:
— Двадцать лет назад...
— Будет в следующем месяце.
— Но ваш Джеймс Б. Хансен на самом деле не мертв.
Джон Веллингтон Фрирс заморгал, глядя сквозь круглые стекла своих роскошных «армани».
— Откуда вы знаете?
— В противном случае зачем вам мог бы понадобиться детектив?
— Ну да, конечно, — согласился Фрирс. Он облизал губы и снова глубоко вздохнул. Курц понял, что этот человек испытывает боль — не только эмоциональную, но и серьезную физическую, какая бывает от болезни, и эта боль мешает ему дышать. — Он не мертв. Я видел его десять дней назад.
— Где?
— Здесь, в Буффало.
— Точнее?
— В аэропорту. Если еще точнее, то в зале номер два. Я уезжал из Буффало — я дал здесь два концерта в концертном зале Клейнхана — и купил билет на рейс до «Ла Гардиа». Я живу в Манхэттене. Только я успел пройти через металлодетектор, как вдруг увидел его на другой стороне зоны безопасности. Он держал в руках дорогую коричневую кожаную сумку и направлялся к дверям. Я закричал — я выкрикнул его имя, попытался догнать его, но люди из охраны аэропорта остановили меня. Мне не позволили вернуться обратно через металлодетектор, чтобы броситься за ним. А когда охранники наконец-то отпустили меня, он давно уже скрылся из виду.
— И вы уверены, что это был Хансен? — осведомился Курц. — Он выглядел точно так же?
— Ни в малейшей степени, — ответил Фрирс. — Он стал на двадцать лет старше и на тридцать фунтов тяжелее. Хансен всегда был крупным мужчиной. Он сам рассказывал, что, когда учился в колледже в Небраске, играл в футбол защитником. Но теперь он показался мне еще крупнее, еще сильнее. В Чикаго он носил длинные волосы и бороду — в конце концов, это было начало восьмидесятых, — а теперь у него оказались короткие седые волосы, подстриженные на военный манер — ежиком, — и он был чисто выбрит. Нет, он очень мало походил на того Джеймса Б. Хансена, который жил в Чикаго двадцать лет назад.