— Я не думал, что Сент-Луис — северный город, — улыбнулся Сол. Он доел тосты и теперь попивал кофе. Натали рассмеялась.
— Нет, конечно, но он и не южный город. Наверно, это просто нечто среднее. Я больше имела в виду Чикаго.
— Вы жили в Чикаго?
— Я провела там часть лета. Папа устроил меня туда на работу через старого друга из “Чикаго Трибьюн”. — Она замолчала, неподвижно глядя в чашку.
— Я понимаю, вам трудно, — тихо сказал Сол. — На время забываешься, потом случайно упоминаешь имя, и все наплывает снова...
Натали кивнула.
Сол посмотрел в окно на длинные листья низкорослой пальмы. Окно было приоткрыто, и сквозь сетку дул теплый ветерок. Трудно даже поверить, что сейчас середина декабря.
— Вы собираетесь стать учителем, но ваша первая любовь, похоже, — фотография.
Натали кивнула, встала и еще раз наполнила кофейные чашки.
— Мы заключили с папой нечто вроде соглашения, — сказала она, на сей раз заставив себя улыбнуться. — Он обещал помочь мне научиться фотографировать, если я соглашусь получить образование по какой-нибудь “настоящей профессии”, как он это называл.
— Вы собираетесь преподавать?
— Возможно.
Она вновь улыбнулась, уже через силу, и Сол отметил про себя, что у нее прекрасные зубы, а улыбка делает лицо славным и застенчивым.
Сол помог ей вымыть и вытереть посуду, а потом они налили себе еще кофе и вышли на небольшое крыльцо. Машин на улице было мало, детские голоса смолкли. Сол вспомнил, что сегодня среда; детишки, наверное, ушли в школу. Они уселись в белые плетеные кресла, друг напротив друга; Натали накинула на плечи легкий свитер, а Сол был в своей удобной, хотя и немного помятой вельветовой спортивной куртке.
— Вы обещали рассказать вторую часть вашей истории, — напомнила Натали. Сол кивнул.
— А вам не показалось, что первая часть чересчур фантастична? — спросил он. — Что это бред сумасшедшего?
— Вы же психиатр. Вы не можете быть сумасшедшим.
Сол громко рассмеялся.
— О-о, я мог бы тут такого порассказать... Натали улыбнулась.
— Ладно, но это потом. Сначала вторую часть. Он помолчал, долго глядя на черную поверхность кофе.
— Итак, вам удалось убежать от этого негодяя оберста... — подсказала Натали.
На минуту Сол закрыл глаза, затем вздохнул и слегка откашлялся. Когда он заговорил, в его голосе почти не слышалось никаких эмоций, — лишь слабый намек на грусть.
Через некоторое время Натали тоже закрыла глаза, чтобы лучше представить себе те картины, которые воспроизводил ее гость своим тихим, проникновенным и чуточку печальным голосом.
***
— В ту зиму сорок второго еврею в Польше действительно некуда было податься. Я неделями бродил по лесам к северу и западу от Лодзи. В конце концов кровь из ноги перестала идти, но заражение казалось неизбежным Я обернул ногу мхом, обмотал ее тряпками и продолжал брести, спотыкаясь. След, оставленный пулей на боку и в правом бедре, пульсировал и кровоточил много дней, но в конце концов затянулся. Я воровал еду на фермах, держался подальше от дорог и старался не попадаться на глаза группам польских партизан, действовавшим в этих лесах. Партизаны пристрелили бы еврея так же охотно, как и немцы.