И так, переходя от Гонзалеса к Патрику, от Патрика к Плитчарду, Кэли Джон добрался до времен Энди и уперся в соотечественника Гонзалеса, служившего у них тогда управляющим. Тот был худ, и на лице у него была написана скрытность. В отличие от других он был очень молод. Года двадцать три, не больше.
Его однажды привез из города Энди Спенсер, и не как управляющего — на ранчо их тогда было двое, — а как ковбоя. Он был жалким, каким-то потертым, вечно у него что-то болело. Такие, как он, бродили дюжинами в окрестностях: уйдя с шахты или из какого-нибудь другого места, они таскались верхом на своих клячах от ранчо к ранчо.
Каждую неделю брали на работу новых, старые уходили, часто не сказав при этом ни слова, некоторых даже не знали, как зовут. В те времена на ранчо было больше тысячи голов скота, Матильда еще не утруждала себя разведением кур, как на родительской ферме, и нужно было нанимать человека, чтобы заниматься только собаками — так их было много.
Парня этого звали Алоиз Риалес. Джон вспомнил его имя, так как парень утверждал, что происходит из благородной испанской семьи, над ним еще из-за этого насмехались, а много позже Джон услышал про некоего дона Риалеса, который мог и не иметь никакого отношения к семье Алоиза.
Откуда Риалес приехал, никто не спрашивал — этот вопрос никогда не задавали ни в шахтах, ни на ранчо.
Жил он в Мексике и в Сан-Франциско. Был образован, несколько кривляясь, говорил по-английски, которому, наверное, выучился в школе.
Мало-помалу, незаметно, тихой сапой перешел из ковбоев в управляющие.
И тут он повел себя по отношению к людям, которые его не любили, жестко и властно.
Почему при воспоминании о Риалесе у Кэли Джона возникло впечатление, что это связано с одной фразой, которую сестра произнесла накануне? Он никак не мог вспомнить, что это была за фраза. Он искал ее, припоминая их разговор по деталям. Тем не менее он мог поклясться, что Матильда не произнесла ни имени Алоиза Риалеса, ни слова «управляющий».
Он думал о другом, но никак не мог отделаться от этих воспоминаний так бывает, когда упорно ищешь забытое имя.
Накануне вечером он поклялся провести весь день на ранчо за своими обычными занятиями: во-первых, для того, чтобы вернуть себе самообладание, а во-вторых, потому, что от его последней поездки в город у него сохранился горький привкус. Когда он вернулся в девять утра к завтраку, именно Матильда, против всякого ожидания, спросила:
— Ты не едешь в Тусон?
— Зачем?
Он старался вести себя как можно естественнее, пытался придать себе вид человека, которого ничего особенно не занимает.