Занавески в комнате не были задернуты, и электрическая лампочка все еще горела, примешивая свои желтые лучи к дневному свету. Шум города, полного жизни, поднимался с улицы.
Слышалось размеренное дыхание. Адель, полураздетая, спала лежа на животе и зарывшись головой в подушку. Влажное тепло исходило от ее тела. Одна нога была обута, и высокий каблук вонзился в золотистое шелковое одеяло.
Рене Дельфоса мутило. Галстук душил его. Он встал, чтобы выпить воды, обнаружил ее в графине, но не нашел стакана. Он жадно выпил теплой воды прямо из графина, посмотрелся в зеркало.
Мозг его работал медленно. Воспоминания возникали одно за другим, но между ними были провалы. Например, он не помнил, каким образом появился в этой комнате. Он посмотрел на свои часы. Они остановились, но по движению на улице было ясно — сейчас по меньшей мере девять часов. Банк напротив уже открылся.
— Адель!.. — позвал он, чтобы не оставаться одному.
Она пошевелилась, повернулась на бок, поджав ноги, но не проснулась.
— Адель!.. Мне нужно с тобой поговорить…
Он смотрел на нее, не испытывая желания. Может быть, в тот момент белое тело женщины даже вызывало в нем легкую тошноту.
Она открыла один глаз, пожала плечами, снова заснула. По мере того как Дельфос приходил в себя, он все больше нервничал. Его бегающий взгляд ни на чем не останавливался. Он подошел к окну, узнал на тротуаре напротив полицейского инспектора, который ходил взад и вперед, не сводя глаз с двери.
— Адель!.. Проснись же, ради Бога!..
Его охватил страх! Невыносимый страх! Он поднял свой пиджак, валявшийся на полу, надел его, машинально ощупал карманы. В них не было ни сантима.
Он снова выпил воды, и, попадая в его больной желудок, она казалась слишком тяжелой, слишком пресной. На минуту он подумал, что, если его стошнит, ему станет легче, но это у него не получилось.
Танцовщица все еще спала, волосы ее растрепались, лицо лоснилось. Она была погружена в сон.
Надевая башмаки, Дельфос заметил на столе сумку своей приятельницы. Тут у него в голове возникла какая-то мысль. Он подошел к окну убедиться, что полицейский все еще на улице. Потом подождал, пока Адель стала дышать ровнее.
Затем бесшумно открыл сумку. Вперемешку с помадой, пудрой и старыми письмами там было около девятисот франков, которые он сунул себе в карман.
Она не пошевелилась. Он на цыпочках пошел к двери. Спустился по лестнице, но вместо того, чтобы выйти на улицу, направился во двор. Это был двор мелочной лавки, заваленный ящиками и бочками. Подворотня выходила на другую улицу, где ждали грузовики.