У Жана Шабо глаза и в самом деле были красны, лицо осунулось. На лбу виднелся небольшой красный прыщ.
— Я ухожу, — повторил он, посмотрев на часы.
Как раз в это время кто-то тихонько постучал по почтовому ящику, вделанному во входную дверь. Это был способ вызывать близких людей; посторонние пользовались звонком. Жан поспешно пошел открывать; он увидел Дельфоса, который спросил:
— Ты идешь?
— Да… Сейчас возьму шляпу…
— Войдите, Дельфос! — крикнула из кухни мадам Шабо. — А я как раз говорила Жану, что с этим пора кончать! Он портит себе здоровье этими кутежами! Что до вас — это дело ваших родителей, но Жан…
Дельфос, длинный и худой, еще бледнее, чем Шабо, опустил голову и пытался изобразить смущенную улыбку.
— Жан должен зарабатывать на жизнь! У нас нет состояния! Вы достаточно умны, чтобы понять это, и я прошу вас оставить его в покое.
— Пошли?.. — прошептал Жан, который не мог больше терпеть эту пытку.
— Клянусь вам, мадам, что мы… — пробормотал Дельфос.
— В котором часу вы вернулись домой сегодня ночью?
— Не знаю… Может быть, в час…
— А Жан признался, что было больше двух часов утра!
— Мне пора в контору, мать…
Взяв шляпу, он подтолкнул Дельфоса в коридор.
Месье Шабо тоже встал и надел пальто.
На улицах Льежа, как обычно в этот час, хозяйки мыли тротуары, обильно поливая их водой; перед дверьми останавливались тележки с овощами и углем, от одного квартала к другому раздавались выкрики торговцев.
— Ну, как?
Приятели завернули за угол. Теперь они могли не скрывать своей тревоги.
— Ничего нет!.. В утренних газетах ни о чем не упоминается!.. Может быть, еще не нашли… его…
На голове у Дельфоса была студенческая фуражка с большим козырьком. В этот час все студенты направлялись в университет. На мосту, пересекавшем Мёзу, они образовали целую процессию.
— Мать очень зла… на тебя в особенности…
Они шли через рынок, пробираясь между корзинами с овощами и фруктами, топтали ногами листья капусты и салата. Жан устремил вперед неподвижный взгляд.
— Скажи! Откуда мы возьмем деньги?.. Сегодня пятнадцатое…
Они перешли на другую сторону улицы, потому что поравнялись с табачной лавкой, хозяину которой задолжали франков пятьдесят.
— Знаю… Сегодня посмотрел в бумажнике у отца…
Там были только крупные ассигнации…
Дельфос понизил голос:
— Не расстраивайся… Сейчас я зайду к своему дяде, на улицу Леопольд… Редко когда меня хоть на одну минуту не оставят одного в магазине…
Жан знал этот магазин, самый большой из всех тех, где продавался шоколад. Он представлял себе, как его приятель запускает руку в выдвижной ящик кассы.