К тому же у меня нет ни гроша. Это известно всем.
Газеты пишут об этом почти в открытую.
Необеспеченные чеки… Приходится регулярно обирать собственную мать… Я придумываю берлинскую историю с болезнью, чтобы вытянуть из нее несколько тысяч франков…
Обратите внимание, в своем роде это тот же фокус с газетной вырезкой, только чуть помягче.
Так как же обстоит дело? Деньги, которые должны достаться мне, расходуются на всяких подонков типа Метейе… Прошу прощения, старина… Мы по-прежнему упражняемся в трансцендентной психологии.
А скоро и вовсе ничего не останется. И вот я звоню матери, когда очередной необеспеченный чек может обернуться для меня тюрьмой. Она отказывается платить. Это можно установить на основе свидетельских показаний.
В конце концов если и дальше так пойдет, то через несколько недель от отцовского наследства не останется ни гроша.
И здесь возможны два варианта, как в случае с Эмилем Готье. Во-первых…
Ни разу за все годы службы комиссару не было настолько не по себе. Не говоря уже о том, что он впервые так отчетливо сознавал: ситуация вышла из-под его контроля. Он просто не в силах с ней совладать. Порой ему казалось, что он уже начинает что-то понимать. Но в следующую секунду очередная тирада де Сен-Фиакра вновь сбивала его с толку.
А под столом кто-то неустанно толкал его ногой.
— Поговорим лучше о чем-нибудь другом, — осмелился предложить вдребезги пьяный адвокат.
— Господа… — начал было священник.
— Извините, вам придется потерпеть, по крайней мере, до полуночи. Так я говорил, что первая гипотеза…
Ну вот, вы сбили меня с мысли…
И, словно это могло прочистить ему мозги, граф налил себе полный стакан виски.
— Кому-кому, а мне прекрасно известно, что мать — женщина весьма чувствительная. Вот я и вкладываю газетную вырезку в молитвенник, чтобы напугать ее и тем самым разжалобить. И собираюсь прямо на следующий день явиться за деньгами, полагая, что она станет гораздо сговорчивее.
Но есть и вторая гипотеза. Разве не могло у меня возникнуть желание убить ее?
Еще не все деньги де Сен-Фиакров вылетели в трубу. Сколько-то все же осталось. А при моем положении даже самая малая толика деньжат может оказаться спасительной.
Я смутно слышал, что Метейе включен в завещание.
Но ведь убийца не может наследовать от своей жертвы.
И разве не на него падут все подозрения? Ведь он частенько бывает в муленской типографии. К тому же он живет в замке и может в любой момент подложить вырезку в молитвенник.
Недаром я примчался в Мулен в субботу вечером, да еще прихватил с собой любовницу. Почему бы мне не подождать результатов демарша прямо на месте?