Северная Испания, август 1936
Он стоит перед двустворчатой дверью, распахнутой в теплую ночь, держа в руке запотевшую бутылку холодного белого вина. Он наливает себе еще один стакан, не предлагая вина ей. Она лежит на кровати, курит и слушает его голос. Слушает, как теплый ветер шелестит листьями деревьев около веранды. Над долиной сверкает беззвучная зарница. Его долиной, как он всегда ее называет. Моя гребаная долина. И пусть только эти задрипанные лоялисты[6] попробуют отобрать ее у меня. Я отрезку их трипперные яйца и скормлю их собакам.
— Кто научил тебя так ловко стрелять? — требовательно спрашивает он. Утром они ходили охотиться в луга, и она добыла четырех фазанов против его одного.
— Мой отец.
— Ты стреляешь лучше, чем я.
— Я и сама это заметила.
Очередная зарница освещает комнату, и она может в течение нескольких секунд отчетливо видеть Эмилио. Он на тридцать лет старше, чем она, но все же она находит его красивым. У него темно-русые волосы, а лицо от солнца приобрело цвет потертой седельной кожи. Его длинный и острый нос похож: на лезвие топора. Она хочет чувствовать поцелуи его губ, но он все время берет ее очень быстро и грубо, а Эмилио всегда получает то, что он, мать твою, хочет, любимая.
— Ты очень хорошо говоришь по-английски, — сообщает он ей таким тоном, как будто уверен, что она слышит это в первый раз. — Совершенно без акцента. Я никогда не мог избавиться от моего, как ни старался.
— Моя мать была англичанкой.
— Где она теперь?
— Она уже давным-давно умерла.
— Ты говоришь также и по-французски?
— Да, — отвечает она.
— И по-итальянски?
— Да, я говорю по-итальянски.
— Но испанским ты владеешь не очень хорошо.
— Достаточно хорошо, — говорит она.
Разговаривая с нею, он мнет пальцами свой член. Он любит его точно так же, как любит свои деньги и землю. Он говорит о нем так же, как и об одной из своих лучших лошадей. В кровати он с ними, словно третий человек.
— Ты лежишь с Марией возле реки, а ночью позволяешь мне залезать в твою кровать и пялить тебя, — говорит он.
— Это можно было устроить только одним способом, — отвечает она. — А ты хочешь, чтобы я оставалась с Марией?
— Ты делаешь ее счастливой, — говорит он так, будто счастье — это основа основ.
— Это она делает меня счастливой.
— Я никогда еще не встречал такой женщины, как ты. — Он вложил сигарету в угол рта и зажег ее, прикрывая огонек спички от ночного ветра сложенными ладонями. — Ты, не моргнув глазом, в один день трахаешься со мной и кувыркаешься с моей дочерью.