Полицейский открыл дверь Нойманна и направил ружье ему прямо в лицо.
— Вот и отлично. Поднимите руки, чтобы я их хорошо видел, и выходите. Медленно и спокойно.
Дженни Колвилл сидела в глубине темного фургона, привалившись к стенке. Руки и ноги у нее были связаны, рот заткнут. Запястья болели. Болела шея. Болела спина. Сколько времени она находится на полу фургона? Два часа? Три часа? А может быть, и все четыре? Когда фургон замедлил ход, она позволила себе краткий проблеск надежды. «Может быть, сейчас все закончится, и я смогу вернуться в Хэмптон-сэндс, и там будут и Мэри, и Шон, и папа, и все будет так же, как было до того, как он там появился, и окажется, что все это был дурной сон, и...» Она одернула себя. Лучше быть реалисткой. Лучше думать о том, что происходит на самом деле.
Она следила за своими похитителями на переднем сиденье. Они долго говорили вполголоса по-немецки, потом женщина заснула, а теперь Нойманн тряс ее за плечо и пытался разбудить. Впереди, сквозь ветровое стекло, Дженни видела свет — метавшиеся из стороны в сторону лучи. Она подумала, что полицейские, если им нужно перегородить дорогу, обязательно возьмут с собой фонарики. Неужели это возможно? Неужели они уже знают, что в машине едут немецкие шпионы, которые похитили ее? Неужели ее уже ищут?
Фургон остановился. Она видела сквозь стекла двоих полицейских, стоявших перед фургоном, и слышала снаружи, совсем недалеко от себя, шаги и голоса еще двоих. Она слышала, как полицейский постучал в окно. Она видела, как Нойманн опустил стекло в окне. Она видела, что в руке он держал пистолет. Дженни перевела взгляд на женщину. У нее тоже было оружие.
В этот момент она вспомнила, что случилось в сарае. На пути у них оказались двое, ее отец и Шон Догерти, и они убили обоих. Вполне возможно, что они убили еще и Мэри. Они не сдадутся только потому, что им так прикажут какие-то сельские полицейские. Они убьют полицейских точно так же, как ее отца и Шона.
Дженни услышала, как открылась дверь, слышала, как полицейский, повысив голос, потребовал, чтобы они вышли. Она знала, что сейчас произойдет. Они не выйдут, а начнут стрелять. И тогда все полицейские погибнут, и она, Дженни, снова останется с ними одна.
Она должна предупредить их!
Но как это сделать? Говорить она не могла, потому что Нойманн туго завязал ей рот.
Она могла сделать только одно.
Она подняла ноги и изо всех сил ударила в стену фургона.
* * *
Хотя поступок Дженни Колвилл не достиг той цели, к которой она стремилась, он хотя бы позволил одному из офицеров — тому, который стоял возле Кэтрин Блэйк, — принять более милосердную смерть. Когда он повернул голову на звук, Кэтрин вскинула «маузер» и выстрелила в него. Превосходный глушитель пистолета пригасил звук выстрела; когда Кэтрин Блейк стреляла из своего оружия, слышался только звук удара бойка по капсюлю гильзы. Пуля, пробив стекло, попала констеблю в челюстной сустав и срикошетировала в мозг. Полицейский умер раньше, чем его тело опустилось на раскисшую обочину дороги.