– А вы что, свое дело считаете чистеньким? – вдруг трезво, с издевкой спросил Меркулов. – Вы тоже в дерьме по уши, и кровушки в оное дерьмо вкраплено весьма обильно.
– Послушайте, а что, правду болтают, будто вы заключили с японцами сделку на продажу древесины?
– Правду.
– Выгодно?
– Весьма.
– А деньги почему сюда не переводите, а оставляете в Токио?
– Бог его знает. Тут все зыбко, хоть и побеждаем. Как на трясине стоим. Поэтому брат и мечтает дать такие идеи, которые захватят народ. Умница Спиридон, а иногда вдруг такую блажь завернет – спасу нет.
– О чем вы?
– Да так... Я опьянел, давайте лучше спать, дружище.
Вошел дежурный офицер, склонился к Меркулову, вкрадчиво сказал:
– Ваше превосходительство, поезд вступает во фронтовую полосу, позвольте выключить электричество, не ровен час прострочат партизаны.
– Пусть строчат, жидомасоны, мать иху так... Хотите выпить, милый?
– Моя фамилия Осипов-Шануа, мой титул – граф. Благодарю вас, министр, но я считаю унизительным для себя пить коньяк и жрать маслины на подступах к фронту, где люди замерзают в окопах.
Граф вышел с замороженной улыбкой, только скулы замерли и синие глаза на тонком лице сощурились в щелочки.
– О! – вслед ему сказал Меркулов. – Понятно? Обидел он меня. А я – что? Я без домыслов – спать!
И Меркулов, танцуя на одной ноге, начал стаскивать с себя черные в серую полосочку брюки.
– Вы, как нимфа, в спортивных трусиках, – усмехнувшись, сказал Ванюшин, – но это у вас от наивности, это, в общем, хорошо, что вы носите такие трусики, словно бойскаут.
– Я понимаю, к чему вы клоните, – натягивая на себя одеяло, сказал Меркулов сонным голосом. – Вы хотите, чтоб мы всех подряд стреляли, и этот граф тоже хочет. А мы с братом опасаемся. Потому что так – нас просто турнут, а ежели стрелять – вздернут. Мы купцы, мы семь раз мерим, один раз режем и бога помним. Спокойной ночи, писатель, укладывайтесь. Завтра с утра садитесь речь мне писать...
За столом редактора сидел Исаев в ворохе телеграфных сообщений. Он быстро читал с листа, часть бросал в корзину, часть передавал метранпажу и коротко приказывал:
– В номер, в загон, в номер...
– Максим Максимыч, я думаю оставить окно для корреспонденции Николая Ивановича. По-видимому, он скоро пришлет с фронта.
– Разумно.
– Как вам кажется, стоит ли дать рекламу на «Генриха Наваррского»?
– Что за реклама? Прочтите.
– «Семь бед – один ответ – главный лейтмотив этой исторической драмы. Правдивый быт берлинского двора».
– Почему берлинского?
– Генрих – немецкое имя.
– Генрих Наваррский отнюдь не берлинец.